Рок, туше́ и белая ворона - [101]

Я провела весь остаток субботнего дня, в своей студии, пытаясь реставрировать картину, но честно признаться я даже не пыталась, лишь создавая иллюзию деятельности. Я знала, что только всё испорчу, если положу хоть один мазок краски не туда. Он был рядом, в этом океане льда, но на том берегу, словно за непроницаемым стеклом.

К вечеру, точнее даже сказать к ночи, Раф, уже собирался домой, мы уже попрощалась, и стоя в пороге студии, он оставил мимолётный одинокий поцелуй на моих губах, но порог студии не преступил. Он окинул меня взглядом, весело ухмыляясь.

― Кстати… ― он нырнул, в карман своих синих потёртых джинс, ― Мне эта штуковина, клянусь, уже штаны прожигает.

― Я тебя сейчас стукну, ― пробормотала я холодно. Он укоризненно на меня уставился, доставая маленькую чёрную коробочку из кармана.

Бархатную коробочку.

Открыв коробочку, он извлёк колечко из белого сверкающего метала… нет, не просто колечко. Я не знаю, что за ювелир его создал, но оно просто внеземной красоты. Искусно завиваясь на тонких переплетениях сверкающих цепей, кристально чистый камень в форме сердца: нереальной огранки, в обрамлении оправы, с произрастающих от неё крыльев.

Я, медленно, с паническим подозрением, перевела взгляд на парня, ткнув пальцем на кольцо.

― Это… что?

Он повёл бровью, одарив меня а-сама-ты-как-думаешь-взглядом.

― Кольцо.

― В самом деле? ― пробормотала я, холодея. Я облизнула пересохшее губы, осторожно заглядывая в океан синих глаз, ― Гордеев…

― Так, спокойно. ― он сдержанно на меня посмотрел, ― Это не такое кольцо. Я знаю, что у тебя инфаркт может случиться, от подобной перспективы и это не то кольцо, ― сказал он невозмутимо, беря мою онемевшую правую руку.

― Не та рука.

Он замер, долго удерживая мой напряжённые взгляд. Заблуждав по моему лицу, с легким прищуром, хмыкнул и взял мою левую руку. Колечко скользнуло на безымянный палец левой руки.

― Слушай, ты меня пугаешь.

Разочарование, отразилось на его лице, прежде, чем он спрятал его.

― Не нравится?

― Нет, оно красивое, ― спохватилась я, ― очень-очень, просто… Зачем это?

― Это кольцо, моё тебе извинение. Нанэ ада вавир прэ свето… ― договорил он на-ромне. Я не поняла полфразы.

― Нет больше… чего?

― Нет больше таких на свете. ― он удивлённо повёл бровью, ― Давно ты стала меня понимать?

― Периодически.

― За что именно, я надеюсь не надо перечислять?

Я скрестила руки на груди, многозначительно смотря на парня.

― Ты не собираешься упростить мне задачу, верно? ― догадался он.

― Я вся внимание.

Раф вздохнул, задумавшись на мгновение.

― За то, что я тебя ненавидел, презирал тебя, изводил. Что ещё, я там делал хренового? ― потешался он, с мудрёным видом, смотря куда угодно, только не на меня. Вздох остановился в его груди, когда он отыскал мои глаза взглядом. ― Не то что бы это обязательно, я знаю, тебе нужно время, просто прости, за тот, двухлетний ноябрь. И спасибо, что… осталась. ― последние слова были шёпотом и он замер. Кажется, я могла прикоснуться к небесам, просто оттолкнувшись от этих прекрасных слов. Кто сказал ему, что он не умеет делать красивых признаний?

Обняв его за шею, я заставила его отмереть. Сильные руки обхватили меня за талию, прижимая к себе, словно в страхе, что я могу сбежать. И я узнала, как бежать, узнала, как бежать по-настоящему бежать, но не от него, от терапевтического киллера. Мне до смерти нужно было сломать эти непроницаемые стёкла. Поцелуй, был страстным, я обвивала его шею руками, вонзая пальцы в черные волосы, но я не чувствовала огня. По телу прошла лёгкая дрожь, я просто хотела испариться, под прикосновениями этих тёплых рук. Мне даже было не важно, как далеко мы зайдём. И где-то на крою сознания, я понимала, что всё происходит не так: замедленно, апатично, отчуждённо. Я словно наблюдала за собой со стороны, но чёрт возьми, я просто ничего не могла поделать, ни с собой, ни с грёбанной терапией!

Кончики его пальцев скользнули, по краю моей футболки, задевая кожу внизу живота. Лёгкая затуманенная дымка, прошлась по моему телу, даже не застрагивая глубже. А я была гораздо, гораздо глубже, он словно тревожил воды спокойного озера, создавая рябь, но я, была там, на дне, на самом грёбанном дне, озера, под толщей ледяной воды во тьме, спутанная тысячью цепей. Я отчаянно нуждалась в том чувстве полной потерянности в нём, чувстве растворённости, в прикосновениях, пробуждающие дремлющее пламя внутри меня, рассыпаясь огненными бабочками внутри. Я никогда не понимала этого выражения о порхающих бабочках внутри, никогда прежде, до него.

Он ― крептонит.

Мой крептонит, что убивает и манит меня. И я лечу, как мотылек на это сияние синих глаз, но всё бьюсь и бьюсь об лёд, раз за разом желая сбежать на этот свет. Но не могла я разбить это подавляющее медикаментозное стекло держащее меня в вакууме.

Огонь не горит без Воздуха…

Я раздраженно, просто отчаянно застонала. Раф застыл, тяжело дыша, он осторожно отстранился и заглянул мне в глаза. Этот взгляд и эти эмоции в нём, глаза потемневшие под натиском расширившихся зрачков, выдавали желание и голод. Переведя дыхание он покачал головой.

― Вик, иди в постель, ― скомандовал он хмурясь.