Рога - [25]

Поглядеть на спектакль собралась дюжина или около того парней. С притворным безразличием они сидели на древесных сучьях, свисавших над водой, или, широко расставив ноги, на своих горных велосипедах, или просто на валунах и все как один старались изображать холодную отстраненность. Это тоже объяснялось присутствием на скале девушек. Каждый из этих мальчишек хотел выглядеть старше всех остальных, слишком взрослым, если разобраться, чтобы вообще сюда ходить. И если они могли кислым видом и высокомерной позой как-нибудь намекнуть, что находятся здесь только потому, что их заботам поручены младшие братья или сестры, — тем лучше.

Может быть, потому, что он действительно должен был присматривать за младшим братом, Терри позволял себе быть радостным и довольным. Он вытащил из магазинной тележки замороженную индейку и подошел к Эрику Хеннити, который встал ему навстречу, отряхивая мусор со штанов.

— Поджарим-ка эту суку, — сказал Хеннити.

— Чур, мне ножку, — сказал Терри, и некоторые из парней рассмеялись против своего желания.

Эрик Хеннити был того же возраста, что и Терри, грубый диковатый парень с руками, умевшими поймать футбольный мяч, забросить спиннинг, починить моторчик и шлепнуть по заднице. Эрик Хеннити был их супергероем. В дополнение ко всему его отец, бывший местный полицейский, был самым взаправдашным образом ранен, хотя не в перестрелке, а в казарме: на третий день его службы другой полицейский уронил заряженный пистолет, и пуля попала Брету Хеннити в живот. Отец Эрика занимался теперь распространением бейсбольных карточек, хотя Иг, наблюдавший его достаточно долгое время, давно уже думал, что его настоящим бизнесом была борьба со страховой компанией за стотысячедолларовую страховку, которая все никак не могла материализоваться.

Эрик и Терри оттащили мороженую индейку к старому пню, прогнившему настолько, что в середине него была мокрая дыра. Эрик наступил на птицу и вдавил ее в пень. Она засела очень плотно, так что по краям дыры вспучились кожа и жир. Отдельно были втиснуты две ножки — розовые кости, обтянутые сырой плотью.

Эрик достал из кармана две свои последние «вишенки» и отложил одну из них в сторону. Он словно не замечал мальчишку, тут же ее подхватившего, и других мальчишек, собравшихся вокруг, глазея и прищелкивая языками. У Ига мелькнула мысль, что Эрик вытащил свою лишнюю «вишенку» именно для того, чтобы добиться такой реакции. Терри взял другую петарду и засунул ее в индейку. Из заднего прохода несчастной птицы похабно торчал длинный шестидюймовый запал.

— Всем вам очень хочется попрятаться, — сказал Эрик, — а иначе вы будете одеты в индюшатину. И дайте-ка мне эту другую. Если кто-нибудь попробует смыться с моей последней «вишенкой», эта пташка не будет последней, в чью жопу я засуну боеприпас.

Мальчишки расселись, прячась на дне канавы за стволами деревьев. Несмотря на все их усилия выглядеть равнодушно, в воздухе ощущалось нервное ожидание. Девушки на скале тоже проявляли заинтересованность; они видели — что-то сейчас случится. Одна из них встала на колени и заслонила глаза рукой, глядя то на Терри, то на Эрика, Иг испытал укол зависти, что она не глядит вместо них на него.

Эрик поставил ногу на край пня, вытащил зажигалку и щелкнул ею. Запал начал рассыпать белые искры. Эрик и Терри какую-то секунду помедлили, глядя на запал, словно сомневаясь, будет он гореть или нет. Затем начали пятиться, без особой спешки. Это делалось очень красиво, с тщательно продуманным сценическим спокойствием. Эрик велел всем остальным попрятаться, и они беспрекословно подчинились, и только Эрик и Терри выглядели стальными и неустрашимыми и в том, как они поджигали петарду, и в том, как медленно, неторопливо уходили из зоны взрыва. Они отступили на двадцать шагов, но так и не пригнулись, не спрятались за чем-нибудь, а упорно смотрели на пень. Запал шипел приблизительно три секунды и вдруг погас. И ничего не случилось.

— Вот же мать твою! — сказал Терри. — Отсырел, наверное.

И шагнул по направлению к пню.

— Подожди, — схватил его за руку Эрик. — Иногда они…

Но Иг не услышал окончания фразы. Никто не услышал. Двадцативосьмифунтовая индейка Лидии Перриш взорвалась с оглушительным грохотом, звуком настолько громким и неожиданным, что девушки на скале закричали. То же самое сделали многие из ребят. Иг и сам бы закричал, но взрыв словно выбил из его слабых легких весь воздух, и вместо крика получился негромкий визг.

Индейка была разодрана в клочья мощной вспышкой пламени. Взорвался и пень. В воздухе закружились дымящие обломки дерева. Небеса разверзлись, и пошел мясной дождь. Кости с прилипшими к ним огрызками мяса сыпались дождем, сбивая листья с деревьев и подпрыгивая на земле. Куски индейки звучно плюхались в воду. Позднее многие ребята рассказывали, что девушки на Гробе были увешаны кусками сырой индюшатины и сплошь измазаны кровью, как девица в этой долбаной «Кэрри». Но это было злостное искажение истины. Дальше всего отлетевшие куски индейки не долетели до скалы на добрые двадцать футов.

Уши Ига были словно заткнуты ватой. Далеко-далеко кто-то возбужденно вопил — во всяком случае, ему казалось, что далеко. Но когда он оглянулся через плечо, то увидел, что вопящая девушка стоит прямо за ним. Это была Гленна в своей шикарной кожаной куртке и топе, туго обтягивавшем сиськи. Она стояла рядом с Ли Турно, сжимая рукой два или три его пальца. Другая ее рука была сжата в кулак и вскинута высоко в воздух, что является у деревенщины жестом триумфа. Когда Ли заметил, что она делает, он без единого слова высвободил свои пальцы из ее хватки.