Родственные души - [10]

— Определенно, Моуз, так оно и есть! — ответил я — Я внимательно посмотрел на него и понял: в его компании мне не только приятно, но уже как-то привычно. — И тебе не следует чинить другого робота, если ценой этому будет твое уничтожение. Где еще я найду такого друга, как ты?

Он снова немного помолчал и наконец заключил:

— Я не буду его чинить.

Это стало началом новой фазы наших отношений, конечно, если человеку можно вступить в отношения с механизмом. Каждый вечер он ждал меня, и каждую ночь, исключая время, когда Моузу требовалось срочно отремонтировать какие-нибудь схемы, он шагал во время обходов рядом со мной, и мы разговаривали. Мы говорили обо всем, что приходило мне в голову. Я даже прочитал ему лекцию о бейсболе. Да еще по случаю принес ему новостной диск почитать, и через несколько секунд уже отвечал на бесконечные вопросы о том, какой он, тот мир за пределами завода.

И каждую ночь снова и снова он спрашивал меня о моральном аспекте своего поведения, когда имел возможность починить робота, но не сделал этого.

— Мне по-прежнему это кажется неверным, Гэри, — сказал он однажды вечером, когда мы снова коснулись вечной темы. — Я понимаю часто возникающую материальную неэффективность ремонта, но мне кажется несправедливым, что тот робот был уничтожен по экономическим соображениям.

— Несправедливым по отношению к кому? — спросил я. Он уставился на меня.

— К роботу.

— Но у робота нет чувства самосохранения. Ему все равно. — Уста вился я на него в ответ. — Почему ты не приводишь реальные аргументы?

Он обдумывал вопрос в течение минуты, прежде чем ответить.

— Мне не все равно, — наконец заключил Моуз.

— Ты же знаешь, что это не твоя забота, — сказал я.

— Беседы с тобой расширили мое понимание мира и углубили восприятие, — объяснил он. — Не механическое восприятие, оно предварительно запрограммировано. Но ощущения моральные.

— Разве могут у робота быть моральные ощущения? — спросил я.

— До встречи с тобой я бы ответил отрицательно, Гэри, — сказал Моуз. — И я думаю, у большинства роботов их нет. Но как устранитель неполадок я обладаю программированием, способным к обучению и развитию, потому что должен приспосабливаться к любой потенциально вероятной ситуации. Это означает, что у меня есть способность сообразно обстоятельствам принимать решения, которые никогда прежде не применялись в отношении проблем, которые никогда прежде не возникали.

— Но это совсем не тот случай, — напомнил я. — Ты однажды заявил мне, что деактивируешь по роботу каждые три недели или как-то так.

— Это было до того, как Я встретил человека, который до сих пор, спустя шесть месяцев, страдает от чувства вины за деактивацию родственной души.

— Знаешь что, Моуз, — задумчиво проговорил я. — Думаю, тебе лучше не обсуждать этого больше ни с кем.

— Почему? — спросил он.

— Это настолько выходит за рамки твоей базовой программы, что может сильно напугать любого, а там и до перепрограммирования недалеко.

— Мне бы это не понравилось, — сказал Моуз.

Нравится — не нравится… Сказано роботом, а звучит вполне нормально. Пару месяцев назад меня бы это удивило, даже повергло в шок. Теперь же звучит вполне здраво и обоснованно. Ведь это говорит дружище Моуз.

— Тогда будь заместителем моей родственной души — и обычным роботом для всех остальных, — предложил я.

— Да, Гэри, я так и сделаю.

— Помни, — сказал я. — Никогда не показывай им, каким ты стал, кто ты есть.

— Не буду, Гэри, — пообещал он.

И он держал свое обещание семь недель.

А потом пришел день Аварии. Моуз ждал меня, как обычно. Мы поговорили об игре «Уайт Сокс» и «Янкиз», об островах Карибского моря (даже не спрашивайте меня, почему), о восемнадцатой и двадцать первой поправках к Конституции (абсолютно не имеющих смысла ни для него, ни для меня) и, конечно, о неспасении того злосчастного робота.

Мы болтали во время обхода территории и наконец добрались до точки, где надо было на несколько минут расстаться, потому что мне снова поручили дополнительно проинспектировать сектор Н, куда Моузу заходить не разрешалось: его программой не предусматривался ремонт находящейся там тяжелой машинерии.

Я шагал по сектору Н, внимательно глядя по сторонам, когда внезапно вырубилось электричество, и все огромные механизмы вдруг остановились, а лампы отключились. Постояв пару минут в темноте, я решил вернуться на свой пост и сообщить о неполадках начальнику, если обслуживание этого участка не входит в обязанности других смотрителей.

Я стал пробираться среди металлических громадна ощупь, но электричество также внезапно включилось, и яркие огни вспыхнули во всю мощь. Ослепленный, я оступился и свалился прямо в громадный станок, который начал плющить и перемалывать что-то на своей рифленой поверхности. Словно со стороны я услышал до боли знакомый надрывный крик и осознал, что аппарат плющит и перемалывает меня

Я пытался освободиться, вырваться из жадной железной пасти, но меня уносило все дальше и дальше. Что-то снова впилось мне в ноги, превращая их в крошево, и я опять истошно закричал, а потом мне, как во сне, привиделся Моуз, одной сильной рукой удерживающий станок, а другой — вытаскивающий меня из смертельной ловушки.