Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев - [106]

Необязательно обрабатывать шкуры дублением, хотя это способствует более длительному хранению и повышает водостойкость. Но если вы желаете к тому же усилить цвет розово-оранжево-коричневого спектра, то это идеальное решение. Невероятно, но остаток органического вещества на небольшом кремневом отщепе из Ноймарк-Норда говорит о том, что неандертальцы иногда выделывали кожу. Химический анализ выявил большое количество танинов, активных веществ растительного происхождения, которые придают цвет чаю и способствуют сохранению органики в болотах. Также важно, что найденные в Ноймарк-Норде танины были получены из дуба, который наряду с каштаном является лучшей породой деревьев для дубления шкур в условиях межледниковья: неандертальцы в очередной раз продемонстрировали приверженность качеству.

Эти крошечные коричневые остатки — глазок, сквозь который можно увидеть, как влажные, перепачканные руки перемешивают в большом контейнере пропаренную кору. А поскольку на дубление даже таких небольших, тонких шкур, как у лани, уходит не меньше недели[170], все происходило на долговременной стоянке, а не во время краткой паузы в движении. Если окуривание окрашивает шкуры в коричневый, то дубление, помимо практичности, может придать коже ряд более ярких оттенков; вероятно, для неандертальцев, тративших время на приготовление смесей из красителей, этот момент был важен. Дуб доступен не всегда, поэтому в условиях более прохладного климата могли использоваться ива и березовая кора или даже ягоды, хотя деготь — тоже неплохой вариант[171].

Однако следы древесного танина в Ноймарк-Норде имеют интересную связь с другими неандертальскими поделками, которые, возможно, были предназначены исключительно для украшения. Как и раковина из пещеры Фумане, один из предметов имеет признаки нанизывания или подвешивания на нить. Глубокая канавка на марганцевом ретушере в Комб-Греналь прорезает более ранние царапины и имеет сглаженную внутреннюю поверхность, что указывает на постоянное трение обо что-то мягкое. До недавнего времени отсутствовали доказательства, что неандертальцы изготавливали какие бы то ни было веревки, но все изменилось в 2020 г. после сообщения об удивительной находке в Абри-дю-Мара. На нижней стороне отщепа было естественное наслоение, под которым скрывался кусок шнура длиной 6 мм из растительного волокна — из сосновой или можжевеловой коры либо из корней этих пород. Самое удивительное, что с технологической точки зрения он представляет собой классический шнур в три сложения: три нити скручены по отдельности в одном направлении, затем все три скручены вместе в обратном направлении. Кроме того, он чрезвычайно тонок — как нити в льняном шарфе ручной работы.

Даже если предположить возможную усадку при усыхании, нечто настолько тоненькое имеет весьма ограниченное применение. Это может быть прикрепление рукояток к небольшим каменным орудиям, но возможно и использование в качестве нити для связывания или нанизывания отдельных предметов. Уникальные находки вроде шнура из Абри-дю-Мара кажутся неправдоподобными даже археологам и вполне справедливо подвергаются критической оценке. Но, как и остатки танина из Ноймарк-Норда, раковина из пещеры Фумане или любые другие случайно сохранившиеся штучные предметы — это то, с чем нам приходится работать. Необходимо соблюдать баланс между осторожностью и вниманием к единичным артефактам просто потому, что они редки или удивительны.

Что бы ни носили неандертальцы, будь то пигмент на теле, глянцевая дубленая кожа, уютные меха или нанизанные на нить красные раковины, это всегда выходило за рамки утилитарности. Украшение тела предметами — эффективный способ продемонстрировать статус и выделиться, которым пользуются и животные. Приматы иногда «надевают» на себя вещи, в особенности шимпанзе нравится носить на себе части своих жертв: особь козыряет намотанной вокруг шеи и завязанной узлом полосой обезьяньей кожи вместе с хвостом. Узел мог образоваться случайно, но сам акт ношения не случаен.

Что касается неандертальцев, одеяния из шкур и меха, по-видимому, напоминали о животных, из которых они были сделаны. Изменение внешнего вида или стремление выделиться с помощью вещей и расцветки положили начало более сложным вещам, таким как социальное единение с родными и близкими.

Предметы, изготовленные или носимые неандертальцами, могли также иметь отношение к какой-то социальной стратификации общества, например по половозрастным признакам. В предыдущих главах уже говорилось о том, насколько сложно определить половую принадлежность, но, похоже, действительно есть намеки на то, что образ жизни неандертальцев, чей пол определен анатомически или генетически, коррелирует с тем, что увековечено в их костях и зубах. Все, что явно связывает между собой женские тела, — интенсивное использование рта для сжимания и протаскивания, а также симметрично развитые руки — указывает на работу со шкурами. Это отражает ситуацию во многих культурах охотников-собирателей, где женская работа в основном связана с выделкой шкур — вещей не менее важных для выживания, чем каменные орудия труда. Представления неандертальцев о половой принадлежности, вероятно, основывались на многих факторах и не полностью соответствовали западным понятиям о женственности. Но любопытна возможность того, что сама по себе работа со шкурами или одеждой могла стать той точкой, в которой их материальная культура пересекалась с социальной идентичностью.