Родник - [5]
Соседям Хироко говорила, что я заболел и лежу в заводской больнице. Жена Суэнага, наверное, прослышала об этом от служанки. Она видела и жалкую противовоздушную щель, которую я вырыл. Вероятно, само убожество щели наполнило ее сердце состраданием к одинокой женщине.
– Значит, во время моего отсутствия моя щель все-таки немного пригодилась? Хоть раз да пригодилась!
Хироко горько улыбнулась. Мое лицо тоже невольно скривилось в улыбке.
– И с чего ты вдруг взялся копать? Умом тронулся, что ли?
Каждый день, когда я входил во двор, взгляд мой упирался в злополучную щель. Сквозь настил просачивалась дождевая вода, образуя лужи на дне: в свое время я поленился хорошенько промазать доски глиной. Зато щель Токита сверху напоминала пухлый пирожок – над дощатым настилом красовалась внушительная глиняная насыпь. По слухам, Токита лишь однажды во время налета тринадцатого мая с молодой женой и матерью укрывался в своей щели.
После возвращения из тюрьмы я только раз видел Токита, проходя мимо его дома. Он спал. Дверь в прихожую почему-то была открыта, с улицы просматривались обе комнаты, побольше и поменьше.
Токита лежал в маленькой комнате, укрытый грудой одеял. У его постели в изголовье сидела жена.
III
Супруга Суэнага умерла, если я не ошибаюсь, весной следующего года. Не помню точно, какая у нее была болезнь. Что касается Токита, то все соседи сходились на том, что причиной его безвременной смерти послужила никому не нужная противовоздушная щель. Похоронив беднягу, мать и вдова Токита уехали в свои родные края, в Вакаяма. Дом некоторое время пустовал, а затем в нем поселилась другая вдова с двумя детьми.
Между тем щель возле бывшего дома Токита зарывать не стали. Поглядывая на нее, Хироко иногда говорила:
– Ах, лучше б он, бедненький, вообще никакой щели не копал. Ведь это ж надо, какую отгрохал! Во всей округе другой такой не найдешь, если, конечно, не считать убежища у Суэнага и Такэмото.
Да, после войны легко было рассуждать. Поговаривали, что у Токита давно были неполадки с легкими. Тем не менее он в одиночку взялся за сооружение громадной противовоздушной щели, не пощадив здоровья ради спасения матери и жены.
В отличие от нас с Токита жена Суэнага была дамой тучной. Ее комплекция говорила о неумеренном пристрастии к еде. Таким же жирным был и ребенок, которого она таскала за спиной. Няня рассказывала, что ребенка еще пичкают разными питательными снадобьями.
Кончина госпожи Суэнага не вызвала особого сочувствия у соседей. Слишком уж разный был у нас жизненный уклад, хотя, возможно, в глубине души многие ее и жалели. Как бы ни отличались условия жизни Суэнага, казалось, их дома тоже достиг наконец дальний отзвук войны. Начиная с сентября на протяжении осени и зимы продолжали умирать соседи. Прежде чем перейти к подробному повествованию об этих событиях, напомню, что дом наш стоял в самом начале переулка и окна в задней стене были обращены на запад. От них было рукой подать до дома Суда, стоявшего по другую сторону дорожки. Дом Суда представлял из себя довольно большой коттедж. Может быть, он казался больше оттого, что в мансарде помещалась художественная мастерская. Госпожа Суда, владелица дома, куда-то эвакуировалась незадолго перед тем, как мы сюда переехали. Потом в доме квартировал служащий одной фирмы. Я встречался с ним пару раз на улице. Через некоторое время он исчез и больше не появлялся, а в дом вернулась хозяйка, госпожа Суда, с мужем.
Надо сказать, что сам Суда, скульптор, умер еще до эвакуации. Вдова вышла замуж за другого, так что супруги Суда, о которых идет речь, были уже не прежними Суда. Но мы-то этих подробностей не знали, да и не желали знать. Какое нам дело до чужих людей!
Суда перестроили студию в своем доме, сделав из нее несколько жилых комнат. В конце концов двухэтажный коттедж оборудовали под небольшую гостиницу. Все было сделано с неимоверной быстротой. Не успела появиться над входом вывеска, как в номера зачастили на джипах американские солдаты с размалеванными красотками. Мужчина в окне второго этажа играл на гитаре, из комнат доносился женский смех, и так повторялось день за днем. Мы с Хироко старались не обращать внимания – все равно не в наших силах было что-либо изменить.
Рядом с номерами Суда стоял еще один дом со студией. Там жил художник «европейского стиля» Итихара с женой. Не знаю уж, как получилось, что художник и скульптор поселились в соседних домах. Семьями они никогда не Дружили. Похоже было, что Итихара и Суда вообще друг друга предпочитали не замечать – что называется, в упор не видели. В эвакуацию Итихара с женой уехали раньше Суда, а вернулись позже, когда Суда уже успели превратить свой дом в гостиницу.
Встречаясь в овощной лавке или в рыбном магазине с Хироко, госпожа Итихара обычно начинала перемывать кости супругам Суда.
Не знаю уж, почему она выбирала в собеседницы именно Хироко. Сидя у нас в большой комнате, можно было наблюдать из окна не только посетителей номеров Суда, входящих и выходящих из дверей, но и ворота дома Итихара. Возможно, это обстоятельство сыграло роль психологического стимулятора, заставив госпожу Итихара проникнуться сознанием близости к нашему семейству.
«Слова… будто подтолкнули Ахмада. Вот удобный случай бежать. Собак нет, ограждения нет, а в таежной чащобе какая может быть погоня. Подумал так и тут же отбросил эту мысль. В одиночку в тайге не выживешь. Без еды, без укрытия и хищников полно.…В конце концов, смерти никому не дано избежать, и гибель на воле от голода все-таки казалась ему предпочтительнее расстрела в одном из глухих карцеров БУРа, барака усиленного режима».Роман опубликован в журнале «Неман», № 11 за 2014 г.
Эта книга написана для тех, кто очень сильно любил или все еще любит. Любит на грани, словно в последний раз. Любит безответно, мучительно и безудержно. Для тех, кто понимает безнадежность своего положения, но ничего не может с этим сделать. Для тех, кто устал искать способ избавить свою душу от гнетущей и выматывающей тоски, которая не позволяет дышать полной грудью и видеть этот мир во всех красках.Вам, мои искренне любящие!
«Одиночество среди людей обрекает каждого отдельного человека на странные поступки, объяснить смысл которых, даже самому себе, бывает очень страшно. Прячась от внешнего мира и, по сути, его отрицая, герои повести пытаются найти смысл в своей жизни, грубо разрушая себя изнутри. Каждый из них приходит к определенному итогу, собирая урожай того, что было посеяно прежде. Открытым остается главный вопрос: это мир заставляет нас быть жестокими по отношению к другим и к себе, или сами создаем вокруг себя мир, в котором невозможно жить?»Дизайн и иллюстрации Дарьи Шныкиной.
Человечество тысячелетиями тянется к добру, взаимопониманию и гармонии, но жажда мести за нанесенные обиды рождает новые распри, разжигает новые войны. Люди перестают верить в благородные чувства, забывают об истинных ценностях и все более разобщаются. Что может объединить их? Только любовь. Ее всепобеждающая сила способна удержать человека от непоправимых поступков. Это подтверждает судьба главной героини романа Юрия Луговского, отказавшейся во имя любви от мести.Жизнь однажды не оставляет ей выбора, и студентка исторического факультета МГУ оказывается в лагере по подготовке боевиков.
Борис Александрович Кудряков (1946–2005) – выдающийся петербургский писатель, фотограф и художник. Печатался в самиздатском сборнике «Лепрозорий-23», в машинописных журналах «Часы», «Обводный канал», «Транспонанс». Был членом независимого литературного «Клуба-81». Один из первых лауреатов Премии Андрея Белого (1979), лауреат Международной отметины им. Давида Бурлюка (1992), Тургеневской премии за малую прозу (1998). Автор книг «Рюмка свинца» (1990) и «Лихая жуть» (2003). Фотографии Б. Кудрякова экспонировались в 1980-х годах на выставках в США, Франции, Японии, публиковались в зарубежных журналах, отмечены премиями; в 1981 году в Париже состоялась его персональная фотовыставка «Мир Достоевского».
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.В четвертый выпуск вошли произведения 21 автора, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.