Родная речь, или Не последний русский. Захар Прилепин: комментарии и наблюдения - [13]

Отряд наш провёл множество зачисток, в которых я тоже, естественно, участвовал, мы сопровождали разные опасные грузы, охраняли офицеров высшего звена, участвовали в боях, брали в плен и вывозили за пределы республики «полевых командиров». Мародёрством не занимались категорически, пленных не избивали и не пытали — короче, всё, что потом вешали на «федералов», прошло мимо меня — ничего подобного я никогда не видел.

Помню, мы подсчитали, что за весну того года в Отрядах особого назначения, что работали в Грозном, погиб каждый двадцатый боец. Убивали тогда каждый день — и добавлялись новые фамилии в фойе ГУОШ (штаб округа) на специальной траурной доске. Мы там как раз стояли, в центре Грозного.

Теперь я не узнаю Грозный — он был изуродован и развален; нынче всё иначе.

— 90-е. Война в Чечне. Вот вы прибыли в Грозный, а в плеере — гей-певец, мелодист Марк Алмонд. Для чего такой контраст?

— Много всякой музыки было; Алмонда слушал, да, хотя далеко не только его. У него тогда просто только-только вышел новый альбом, «Fantastic Star», танцевальный, мелодичный; он до сих пор у меня с Грозным ассоциируется. Это действительно был контраст — город, обращённый в руины, из которого выбивают в очередной раз зашедших боевиков, — и эта ликующая музыка. Я, предполагаю, и не знал тогда, что он гей; в любом случае, никакого значения это не имело. Зато знал, что он фанат России, и постоянно в Россию приезжает. Он великолепный мелодист, конечно; я ставлю его выше Стинга — который тоже, что и говорить, гений.

Впрочем, музыку слушал только в аэропорту, пока разгружались. В городе — уже никаких наушников. А то можно было заслушаться и пропустить, когда тебе башку оторвёт вместе с наушниками.

(фрагмент интервью «ВКонтакте»)

Хасан Ажиев

сослуживец [интервью Л. Зуевой, 2021]

В числе 25 бойцов нашего отряда был и Евгений Прилепин (позывной Захар). Наш борт из Нижнего Новгорода, спустя 2,5 часа после взлёта, приземлился на аэродроме в г. Моздок Республики Северная Осетия. А спустя ещё три часа, уже другим самолётом, мы вылетели в направлении аэропорта «Северный» г. Грозного и через 30 минут были там.

Дальнейшим местом нашей дислокации стал ГУОШ (Главное Управление Объединённого Штаба группировки войск в Чеченской Республике), находившийся в Старопромысловском районе города Грозного.

Прибыв на место, мы расположились в отведённом нашему подразделению помещении размером приблизительно 50 кв. метров. И с этого момента началась наша боевая вахта длиною в 45 суток. Уже на следующий день после нашего прибытия Захар проявил смекалку, и предложил написать на стене здания, где мы располагались, название улицы и номер дома, принадлежавший месту нахождения нашего отряда в Нижегородской области. И таким образом адрес ул. Лермонтова, д. 4, большими зелёными буквами на здании из красного кирпича, был вписан в историю наших, так сказать, славных побед.

За всё это время наш отряд принимал серьёзное участие в боевых операциях и выполнял множество поставленных перед ним задач. Но об одном случае, который особенно врезался в мою память и память тех, кто был участником этих событий, я хотел бы рассказать подробнее.

Начинался очередной день нашей командировки. Кто-то из бойцов уже проснулся, а кто-то только ложился отдыхать после ночного дежурства в дозоре. Согласно распорядку дня, нас ждал завтрак, потом осмотр и подготовка боевого снаряжения и амуниции, а затем — вводные от комбата, после того как он вернётся с общего совещания командиров подразделений, находящихся на территории ГУОШ и руководства Штаба. В районе 11 часов утра вернулся комбат (позывной «Чтиво»; такое ощущение, что позывной ему однажды придумал Захар, с чем комбат согласился, с присущим ему здоровым чувством юмора; но, может, я ошибаюсь). Была поставлена задача: небольшой группой в количестве 4-х человек выехать на автомобиле к месту назначения: это частный сектор, откуда ночью обстреляли место дислокации подразделения милиции срочной службы. Надо произвести «зачистку» данного сектора на предмет возможного обнаружения лиц, причастных к ночному обстрелу. Старшим назначили меня, в команду был придан Захар, который тут же прокомментировал: «Хасана одного отпускать нельзя, а то вдруг его соплеменники перетянут на свою сторону» (громкий хохот); ещё были «Скворец» и «Язва». Командир одобрительно кивнул и сказал, чтобы через тридцать минут были готовы к выезду.

Погрузились мы своим «квартетом» в УАЗик и повёз нас водила к месту назначения. Через час с небольшим, испытав подвеску УАЗа на том, что когда-то называлось дорогой, прибыли в заданную точку. Перед нами был тот самый частный сектор, метров 200–250 в ширину и длиною не более километра: садовые участки с различными постройками, многие были разрушены, но некоторые — вполне пригодны для жизни. А через дорогу, буквально в метрах 100–150, находилось двухэтажное здание, что было обстреляно ночью.

Мы разбились по парам и рассредоточились, двигаясь параллельно друг другу на расстоянии 20–25 метров так, чтобы находиться в поле зрения. Двигаться старались как можно тише, не спеша, всматриваясь в свежую зелень деревьев и кустарников и прислушиваясь. Мы сразу определили, что более тщательно отрабатываем полуразрушенные и уцелевшие постройки. Между собой общались без слов, только условными знаками. Так мы двигались около часа, как вдруг, где-то впереди послышалась человеческая речь, или даже какой-то напев. Обе наши пары, как по команде, остановились и замерли на месте. Знаками друг другу дали понять, что надо сомкнуться и двигаться одной группой. По мере нашего продвижения голос становился всё более чётким, он принадлежал мужчине: тот что-то тихо напевал с явным южным акцентом. Мы, с ещё большей осторожностью, стали приближаться к мужчине. И когда он уже был в зоне нашей видимости, было принято решение опять разбиться на пары. Двое идут прямо на него, а другие двое пробуют зайти со спины, на случай если побежит. Мы с Захаром пошли в обход, чтобы зайти со спины, Скворец и Язва двинулись прямо на него.