Родина зовет - [12]
Томительно долго тянется время. Солнце поднимается все выше и выше. Становится жарко. Хочется пить. Мы облазили все кусты, заглядывали в каждый уголок леса, но не нашли ни ручейка, ни даже крохотного родничка. Хотелось есть, но ничего поблизости не было - ни ягод, ни грибов. Так мы и сидели и поджидали ушедших товарищей.
Вот уже двенадцать часов, а разведчиков все нет. Где они? Что с ними? Сидеть и ничего не делать невозможно. Посылаю еще двоих в восточном направлении. Никто не возвращается. Уходят младший лейтенант Евсюков и старшина Ильин. Мы остались вдвоем с сержантом Молотковым. Он за наблюдателя и за охрану. И снова ждем - час, два, три…
К вечеру вернулись Евсюков и Ильин. Мы не сразу узнали их. Вместо армейской формы на них надеты грязные штаны и рваные крестьянские рубахи. Они пришли мрачные и сообщили, что есть нам ничего не принесли - в селах кругом немцы. [35]
- Немцы продвинулись очень далеко, - сказал Евсюков. - Подходят к Киеву. Мы решили пробираться туда, - добавил он, не глядя мне в глаза.
- Одни? - спросил я его с изумлением. Я не мог даже представить, что они могут бросить нас одних, раненых и ослабевших, без еды и воды, здесь, в лесу, окруженном врагами.
- Чем всем погибать… - начал было Ильин.
- Ах, вон как вы рассуждаете, - оборвал его сержант Молотков. - Ну, так идите, предатели!
Мне тоже ничего не оставалось, как посоветовать им скорее убираться отсюда.
Они тяжело побрели по лесу, оглядываясь, очевидно опасаясь пули в спину.
Мы с сержантом Молотковым снова остались одни в лесу, окутанном прозрачными летними сумерками. Несколько мгновений сидели неподвижно, подавленно молчали. «Неужели остальные тоже ушли? Тайком?» - эта мысль не давала мне покоя. Я с трудом мог подняться. Молотков выглядел бодрее. Я нерешительно предложил:
- Может, ты тоже пойдешь в деревню, выпросишь гражданскую одежду и попробуешь пробраться к своим?
- Я никуда не пойду от вас, товарищ лейтенант, - очень просто ответил сержант.
Я посмотрел на него, и на глазах у меня выступили слезы благодарности…
Эту ночь мы провели в лесу.
Наступило следующее утро.
У меня уменьшились головные боли. Я попробовал походить потихоньку - ничего, получается, «Дальше должно быть лучше», - подумал я.
Я сумел дойти до опушки леса, оглядел внимательно открывшуюся местность. Впереди кустарник, потом дорога. Сейчас она пустынна. А еще час назад до нас доносился гул машин, треск мотоциклов, рокот танков. Дальше поля, вдали виднеется село.
Я вернулся к тому месту, где оставил сержанта. Он сидел на траве и старательно зашивал свою гимнастерку.
- Володя, надо идти, - сказал я ему.
- Да, - ответил он и поднялся. [36]
Мы стали собираться. Все, что могло мешать в пути, а также документы и письма бойцов, которые остались в их солдатских мешках, мы зарыли под одним приметным кустом. Взяв с собой по одной гранате и пистолеты, мы вышли на опушку леса и, поддерживая друг друга, спотыкаясь о рытвины и корни кустарника, побрели по направлению к дороге. Шли медленно, с передышками. По проселочной дороге идти стало легче. Кроме того, она полого спускалась вниз, в небольшую лощину. Это еще более облегчило наш путь. В лощине мы подкрепили себя студеной водой из ручейка.
Подбодрились.
Шли долго, хотя расстояние было небольшое. Около полудня подошли к селу. Вот сейчас спустимся с пригорочка, и начнутся крайние хаты. Мы легли на землю и долго наблюдали за входившей в село дорогой. Ни души. Поднялись и пошли смелее. Подошли к первой хате, постучали - никого. Подошли ко второй - тоже никого. Из следующей хаты вышла женщина. Мы спросили ее, есть ли здесь немцы.
- Были, да ушли, - хмуро ответила она.
Тогда мы попросили ее дать нам что-нибудь поесть. Она неохотно вернулась в хату и спустя несколько минут вынесла нам по малюсенькому кусочку хлеба.
- Не взыщите, больше ничего нет, - развела руками женщина.
В это время на крыльце хаты появился мужчина с черными усами. Он оглядел нас и, ни слова не сказав, скрылся за углом хаты. Мы с сержантом настороженно переглянулись.
И не успели мы съесть поданные нам женщиной кусочки хлеба, как нас в одно мгновение со всех сторон окружили немецкие солдаты с автоматами и какие-то люди в гражданской одежде с винтовками. «Конец», - мелькнуло у меня в голове.
Нам скрутили руки, обшарили наши карманы, взяли оружие и повели по улице села в школу, где у немцев, по-видимому, размещался штаб. Разговаривать с нами никто не стал. Нас обоих втолкнули в одну из просторных комнат, где было уже много наших бойцов и офицеров, и развязали руки. Здесь мы увидели Олюшенко и Щербакова, наших разведчиков. Они вида [37] не подали, что знают нас. Мы легли на пол рядом с ними и тоже молчали. В комнате никто не разговаривал.
Через какое-то время пришли люди в гражданском, очевидно сельские полицаи, и сняли с меня хромовые сапоги, бросив взамен драные опорки. Они ушли, оставив дверь открытой.
Во дворе стояла кухня, возле которой все время крутились пьяные немецкие солдаты. Наши военнопленные, видимо, уже знали порядок, заведенный здесь, и один за другим вышли во двор.
В комнате остались мы с сержантом Молотковым.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.