Родина слонов - [120]

— Убейте их всех, — крикнул он своим Яростным, — это не воины, это позор!

Сразу же на душе полегчало. Все правильно. Если Хаан дожил до такого унижения, значит, ему пора к предкам. Два телохранителя, стоявшие у входа, бросились к Хаану и утащили его. Снаружи донеслись крики, много криков. Тархан усмехнулся — у него отлегло от сердца. Так будет с каждым, кто осмелится потерять человечье обличье, кто пьянством и разгулом доведет себя до того же, до чего себя довел Хаан. Тархан решил!

Но почему Хаан превратился в скотину, когда доблестное хазарское войско вторглось в земли врага? Он мог бы потерять человеческий облик до или после. Догадка обожгла Силкер-тархана, и от нее лоб одноглазого полководца покрылся испариной. Не нужна хазарам эта дикая сторона с ее лесами и полями, топями и неудобями, не нужна, и все тут. Здесь под каждой корягой или нечисть сидит, или гадюка, или яма ловчая выкопана, или, на худой конец, куча навалена. А комарье... Разве может быть такое комарье? Все войско чешется! А дожди... Как развезет — войско в грязище утопает... Возвращаться надо, вот какая догадка посетила тархана. Возвращаться, пока возможно, пока кости целы! Это враги Каганата нашептали Обадии идти на Полянщину. Что для полянина хорошо, хазарину — смерть!

Силкер-тархан осушил пиалу кумыса, по очереди сложил в кулак пальцы сперва на правой руке, потом на левой, и еще раз так, и еще — досчитал до девяноста девяти. Невозможно, никак невозможно. За такую самодеятельность Величайший с живого кожу снимет.

Взгляд Силкер-тархана упал на ничтожного старикашку, распростертого на полу юрты, и надежда вернулась к полководцу, а с ней — уверенность. Полководец поманил толмача, который достался ему от бывшего куябского князя Истомы. Ловкач подполз к полководцу и с собачьей преданностью уставился в глаза.

— Пусть этот старец расскажет все, что знает, иначе я прикажу вытянуть из него жилы.

Ловкач перевел, и старик что-то затараторил.

— Он говорит, что сдался твоим добрым воинам по своей воле.

— Спроси, почему он это сделал.

— Он говорит, господин, что служит Отцу Горечи, что он не славянин, а лютич, и пришел к тебе, чтобы раскрыть козни сиволапых.

Тархан задумался:

— Опять лютич... Может, хоть от этого будет толк.

Когда старик закончил свой рассказ, сердце тархана возрадовалось. Он велел позвать Кукшу, и тот подтвердил, что старик и впрямь его человек. Значит, Азей сказал правду. Что ж, скоро хазарские клинки умоются вражеской кровью. И это хорошо!

* * *

Пьянь подзаборная, ишак безмозглый — муженек ее и не думал вести себя как человек. Выскочила за чурку, дура, теперь мучайся! Светка готова была задушить Умара собственными руками, вернее, одной рукой, потому что другой с удовольствием прикончила бы Вишвамитру. Это ж надо, алкаша к пойлу приставить! Умнее ничего придумать не мог, старый хрыч. А чего ему? Знай себе сидит целыми днями, раскачивается да «ом-м-м-м» тянет. А Умар-то не просыхает... И видения ему все — то шайтан, то бабы в исподнем, то джинн, то слон в яблоках... Убила бы гада.

Светка бродила по шумному итильскому базару, приценивалась, торговалась. Покупала снедь, чтобы кормить непутевого муженька. Вдруг ее кто-то крепко схватил за локоть. Светка резко обернулась. Перед ней стоял не кто иной, как Николай Петрович Кукшин — ее кошмар двадцатого века.

— Не ори, — под ребра кольнуло острие кинжала. Светка испуганно закивала, и Кукша потащил ее прочь с базара.

— Не ждала, девочка, что свидимся? Вишь, как оно бывает. — Кукша толкнул ее, и Светка налетела спиной на стену дома.

— Ты же...

Вокруг сновали люди, но никому не было дела до чужестранца и какой-то девки.

— Подвела ты нас тогда под монастырь, сука, все братство в Буграх[42] повязали, — надвинулся Кукша. — Давно я за тобой приглядываю.

— Что, убьешь?

Кукша неприятно засмеялся:

— Сперва хотел, едва удержался... Уж больно насолила ты мне. А потом решил, помнишь, как в мультике про Маугли — мы с тобой одной крови, ты и я. Ты такая же, девочка, только дай развернуться — понатворишь делов. Да и понатворила уже. Я тут мозгами пораскинул: ты Умара надоумила в халифы податься, ты, больше некому. Ты ж исторична. Рассчитала все, легенду исторически грамотную придумала. А он, вишь какое дело, слонов на Русь, пардон, на Полянщину привел. Ты хоть понимаешь, что такое слон в восьмом веке, да на Полянщине? Это же оружие массового уничтожения!

— Зачем пришел?

— Правильный вопрос, девочка, своевременный. Затем пришел, что Умар твой, муженек ненаглядный, своими слонами мне поперек горла встал. А тот, кто мне поперек горла, долго не живет, сама знаешь. Вишь, беда-то какая, обласкал Величайший Умара, сказал, что его вместо меня, вместо достойнейшего, каганом славянским сделает. Хоть и маешься ты с басурманином своим, а думаю, прикипела. Так уж баба устроена: чем плоше мужик, тем дороже. Вот и сделай, как велю. Тогда Умар жив останется.

Светка знала, что за тип Кукша — ему человека зарезать, что муху раздавить.

— Что делать надо?

— Это другое дело. На вот. — Он протянул Светке кожаный мешочек с порошком. — Подмешаешь в кумыс, который Умар слонам дает.