Родина - [42]

– Анна, – сказала ей вполголоса Нина, – у тебя уже скоро будет такая…

– Да, – ответила громким шепотом Аннушка.

Они вернулись в комнату, где Лобанов, Королев и Журавский уже о чем-то шумно спорили.

– Где вы ее нашли, такую чудесную? – спросила Аннушка Стеценко.

– В Керчи.

Но Аннушка все приставала с расспросами. Тогда Королев сказал:

– Во время боев за Керчь Ваня командовал десантным кораблем. Ее мать убили при нем. Он взял девочку.

– Вам трудно одному с ней, – сказала Аннушка. – И рука…

– Нет. Она уже большая. А руку я потерял потом. Под Новороссийском. Задело осколком. Хотите посмотреть маяк?

Стеценко провел всех по узкому коридору. Он упирался в железную маячную дверь. За ней начиналась чугунная винтовая лестница.

Лобанов заглянул вверх. Слабо освещенная башня маяка уходила, казалось, в самое небо, под звезды.

Поднимались долго. Внутри маяка пахло машинным маслом и смолой от половиков. Ступеньки тихо позванивали. В открытые иллюминаторы дуло слабым ночным ветром.

Лестница делалась все уже, потом перешла в отвесный трап. Он вел на балкон, к фонарю. Фонарь жужжал.

– Только не становитесь на балконе со стороны огня, – предупредил Стеценко.

Нина вышла на узкий балкон. Он висел над морем. Месяц зашел, и все небо было в нестерпимо горящих звездах. Нина закинула голову, посмотрела на небо, и у нее закружилась голова.

Она прислонилась к холодной железной стенке маяка и закрыла глаза. Королев стоял рядом с ней. Нина взяла его под руку и, не открывая глаз, сказала:

– Я ничего, ничего не понимаю. Что это так звенит?

– Маяк.

Королев помолчал, посмотрел на бледное лицо Нины, освещенное отблеском маячного огня, и сказал вполголоса:

– Вы похожи на девочку Грига.

– Что? – спросила Нина. – На какую девочку?

– Григ как-то встретил в горах девочку. Очень славную. И написал для нее одну из своих лучших симфоний.

– Все равно, я ничего не понимаю, – сказала Нина.

– Да, – так же тихо сказал Королев, – я бы написал обо всем, что видел в жизни. Для всех. И для вас. А видел я многое. И обо всем, что я передумал.

– Так же, как Григ? – спросила Нина и тихо засмеялась. Она взяла руку Королева, быстро прижала к щеке и отпустила. – Не говорите больше ничего, потому что мне будет потом очень трудно.

На обратном пути Лобанов затащил всех к себе. Была уже поздняя ночь, сонно дышало море, и звезды роились в небе крупными гроздьями.

Зажгли лампы. Лобанов вытащил из шкафа вино и мандарины.

Говорили мало. Аннушка прилегла на диван и уснула. Нина сидела в кресле, обхватив колени руками, молчала, а когда к ней обращались, отвечала односложно и рассеянно улыбалась.

– Грустишь, Нина? – спросил Журавский. – Устала?

– Ни капельки. Просто мне хорошо. Спокойно на душе.

– С чего бы это? – спросил Журавский, но Нина не ответила.

Королев курил, смотрел, задумавшись, за окно, где над горами висела Большая Медведица.

– Выпьем, – предложил Лобанов, – за то, чтобы вы заново написали свой рассказ. Так я и не знаю ничего, кроме его начала. Вы ведь обещали рассказать его нам. Может быть, расскажете сейчас? Потягивая это плохое винцо?

– Я вам его уже рассказал, – ответил Королев.

– Когда?

– Да вот сейчас. То, что вы видели этой ночью, и почти все, о чем мы говорили, – это все из рассказа.

– Ах так! – сказал Лобанов. – Рассказ был об этом? Об отчаянном пристрастии к жизни?

– Да. И зимняя ночь на побережье – оттуда. И лагуна. И маяк. И то удивительное, но плохо уловимое ощущение необыкновенного, о котором вы говорили на берегу. И сила поэзии. Пожалуй, в рассказе все это было, только яснее.

– Та-ак! – протянул озадаченно Лобанов. – Это очень здорово. Вы, выходит, настоящий писатель. Недаром вы писали о бессмертии. И след вы оставили. В каждом из этих сердец. Слушайте, вы же действительно какой-то необыкновенный человек.

– Ну, глупости! – пробормотал Королев.

– Знаете что, – сказал Лобанов и налил всем вина. – Выпьем с вами за ту малость, что зовется талантом. Хотя нет, погодите. Я хочу еще вас спросить. Ведь не все, что было в рассказе, случилось сегодня. А Григ? А девочка? Ее сегодня не было.

– Как знать! – ответил Королев.

Нина быстро встала и вышла на веранду. Лобанов удивленно посмотрел ей вслед.

– Она всегда чудит, – сказал примирительно Журавский.

Через два дня Журавские и Нина уезжали в Москву. Поезд отходил поздним вечером.

Провожал только один Лобанов. Он послал знакомого мальчика предупредить Королева об отъезде, но мальчишка исчез, не явился с ответом, и до последней минуты никто не знал, что случилось. Очевидно, мальчишка не нашел Королева.

Поезд тронулся. Нина стояла у окна. Прозрачный месяц опять висел над морем. Нина больше угадывала, чем видела, в неясном лунном сумраке знакомые и ставшие милыми места: белый санаторий, стены черных кипарисов, мост через поток, в который она недавно бросала сухие ветки, заглохший сад с маленьким дощатым домом, где жил Лобанов, тополя, парк…

– Я вернусь, – сказала Нина в оконное стекло. – Вернусь.

Стекло запотело. Нина быстро протерла его перчаткой. Поезд пронесся по длинному мосту, и внизу, у самого моря, в свете одинокого фонаря, Нина увидела низкое белое здание морского агентства. Тотчас все срезал туннель, и поезд загрохотал в подземной тьме тяжелым каменным гулом.