Род Рагху - [24]
Продолжая сравнение этих великих драм древней литературы, укажем, что в обеих в развитии сюжета важную роль играет фактор неведения или, точнее, неведения-узнавания (перехода от незнания к знанию, по определению Аристотеля). Неведением обусловлена трагедия Эдипа — в греческой драме переход «от незнания к знанию» означает катастрофу для героя. Неведение, порожденное проклятием, разлучает героя и героиню в «Шакунтале» — рассеяние его чар приводит героя через страдание к счастливому концу. Мы уже сопоставляли выше функцию проклятия в древнеиндийской литературе с идеей рока[80]; в трагедии Софокла проклятию в развитии драматического действия соответствует пророчество.
Можно сопоставить древнеиндийскую драму с греческой и в отношении так называемого понятия «трагической вины». И в той, и в другой судьба карает героев за вину невольную, обусловленную неведением, - здесь сказывается, видимо, неразличение понятий греха и несчастья в сознании древнего общества. Но в драме, знаменующей своим появлением определенный прогресс социального сознания, несправедливость этой кары уже очевидна для зрителя, чем обусловлено чувство сострадания, составляющее пафос художественного произведения.
Страдание героя в древнегреческой трагедии носит достаточно личный характер, что знаменует преодоление архаического мировоззрения, в котором личность еще не выделяется из окружающей природной и социальной среды. По существу то же можно сказать о патетике разлуки в индийской драме. В «Шакунтале» трагизм ситуации не достигает той остроты и непомерности душевного потрясения, доведенного до кошмара, которые поражают в «Эдипе», не разрешается леденящими кровь катастрофами, но для индийского драматурга трагедия любящего сердца, как мы можем убедиться, не менее значительна, чем крушение царств и гибель древних родов. Эта тема именно в индийской драме - в шедеврах Бхасы и Калидасы - получает впервые совершенное художественное воплощение, знаменуя одно из высочайших ее достижений, в котором она на много веков опережает европейскую драматургию.
Не случайно в связи с этим выдвижение в драмах Калидасы (как и в «Пригрезившейся Васавадатте» его предшественника Бхасы) на первый план женского образа. Мы уже отмечали, что именно Шакунтала занимает центральное место в драме; образ царя Душьянты, также играя ведущую роль в развитии действия, уступает по своему значению образу героини. Противостояние человека, сильного духом, удару судьбы достаточно выразительно представлено именно в ее образе в кульминационной сцене пятого акта. В своей гениальной драме Калидаса с несравненным мастерством рисует величие и благородство чистой женской души и создает в образе Шакунталы бессмертный символ самоотверженной любви.
Всеми исследователями отмечается особенно высокое поэтическое мастерство, проявленное Калидасой в создании «Шакунталы». Глубина содержания сочетается здесь с совершенной гармонией и изяществом художественной формы. Богатство языка и выразительных средств, блестящее и утонченное искусство драматического раскрытия образов ставят «Шакунталу» в число наиболее выдающихся высокохудожественных памятников мировой литературы.
Немногим уступает «Шакунтале» своими художественными достоинствами другой драматический шедевр Калидасы — «Мужеством добытая Урваши»; обе драмы написаны на мифологические сюжеты. Сюжет «Урваши» встречается, хотя в довольно туманной форме, уже в одном из гимнов «Ригведы»[81]; более подробно он излагается в «Шатапатха-брахмане» и позднее неоднократно используется в древнеиндийской литературе. Сказание о Пуруравасе и Урваши встречается в пуранах (в «Вишну-пуране», «Падма-пуране» и «Матсья-пуране»), в «Махабхарате» (в ее девятнадцатой, дополнительной книге, «Хариванше»), в «Великом сказе» Гунадхьи и в других литературных памятниках.
Драма Калидасы имеет более всею общих черт с версией «Матсья-пураны», и полагают, что именно оттуда заимствован сюжет. Но и в этом произведении Калидасы, как и в «Шакунтале», сюжет и образы древнего сказания наполнились новым содержанием.
Если «Малявика и Агнимитра», как мы отмечали, изображает вполне реальные события и лица, в «Шакунтале» уже вторгается элемент сверхъестественного, главным образом в заключительных актах (составляющих вторую часть), то последняя драма Калидасы с самого начала окутана атмосферой сказочного мира. Если Шакунтала -дочь небожительницы, живущая в мире смертных, то героиня последней драмы Калидасы сама принадлежит небесному царству, и действие первого же акта вовлекает зрителя в круговорот чудес.
