Род Иллэниэл - [112]

В результате моих усилий, к ужину я был вымотан. Я не только переместил несколько сотен женщин и детей в Ланкастер, но также вернул большую часть живших там боеспособных мужчин. Ланкастер теперь был почти полностью населён женщинами и их иждивенцами, а также несколькими стариками из Уошбрука. С ними были Дженевив и Роуз, поддерживавшие порядок, хотя Роуз высказала некоторые возражения.

Я сидел во главе высокого стола, с Пенни по правую руку. Джеймс Ланкастер сидел слева, на месте, которое раньше принадлежало моему отцу. Вид его пустого стула довольно долго меня расстраивал, и я был благодарен Джеймсу за то, что он его заполнял. Дориан и Марк сидели на стульях рядом с Пенни и Джеймсом. Я тщательно избегал смотреть на Марка, боясь выдать свою ложь. Я был уверен, что она уже поговорила с ним, но она не сказала мне, что он ответил. Мои инстинкты говорили мне, что лучше было не спрашивать.

— Ну разве мы не весёлая компания сегодня, — внезапно объявил Джеймс, нарушив молчание. — Я не видел такое количество тёмных лиц с тех пор, как… х-м-м, — сказал он, потирая подбородок. — Вообще-то, я никогда не видел столько тёмных лиц. Нам нужно повеселеть. Дориан! Ты первый… с тобой сегодня случилось что-нибудь интересное?

Дориан хмыкнул:

— Уи́льямс шлёпнулся на задницу во время сегодняшней тренировки. В жизни не видел человека более неуклюжего — он сам себя убьёт раньше, чем такая возможность появится у врага, — выдал он. Я понятия не имел, о ком шла речь, но это было не особо смешно. У Дориана был талант к тому, чтобы делать самые весёлые истории немного сухими и плоскими.

Джеймс вежливо хохотнул:

— А как насчёт тебя, Маркус? — спросил он. Сын был его лучшей надеждой. Марк умел травить байки.

— Вообще-то да! Но я не могу рассказать вам, — печально объявил он.

— Почему нет!? — возмутился Джеймс.

— Это конфиденциальный вопрос, между человеком и богиней. Я скажу лишь, что у некоторых людей есть проблемы с очень неожиданными частями тела! — сказал он, сверкнув глазами, и почти не оставляя сомнений о том, какие части тела он имел ввиду.

Это заставило всех нас рассмеяться получше, поэтому Джеймс посмотрел через стол на Пенни:

— А что насчёт тебя, дорогая моя? С тобой сегодня случилось что-нибудь интересное?

Пенелопа была похожа на лань, попавшую в капкан. Какой-то миг она смотрела на него серьёзно, прежде чем бросить взгляд на Марка, а потом обратно на меня. Её рот открылся, и она начала говорить, но её губы дрожали. Я видел, как на её глаза навернулись слёзы, прежде чем она произнесла:

— Простите, вам придётся меня извинить, — сказала она, затем стремительно встала, и быстро пошла к двери, которая вела к лестнице.

Джеймс выглядел виновато:

— Это что было? Я что-то не то сказал?

Марк закинул руку ему на плечо:

— Нет, отец, дело не в тебе. Её сегодня занимает множество мыслей, — бросил он на меня многозначительный взгляд.

— Мне следует пойти проверить её, — объявил я, и встал, чтобы уйти. Марк поднялся, и догнал меня, прежде чем я достиг двери.

— Я сказал ей то, что ей нужно было услышать, — прошептал он мне на ухо.

— Правда? Спасибо! Я… я не знаю, что сказать. Тебе это наверняка нелегко далось, — сказал я, крепко его обняв. — Спасибо. Что бы ни случилось… ты всегда будешь моим лучшим другом.

Она покачал головой, и отпустил меня. Направляясь к лестнице, я услышал, как он сказал что-то ещё, но я не совсем уловил его слова, потому что он говорил слишком тихо. Мне почти показалось, что он произнёс «я лишь сказал ей правду», но это было бы бессмыслицей.

* * *

Пенни я нашёл в нашей спальне, свёрнутую в клубок и сжимающую одну из подушек. Она в неё плакала. Простыни были скомканы, половина из них была на полу. Она не шевельнулась, когда я вошёл в комнату, хотя я знал, что она меня услышала.

— Ты поговорила с Марком, так ведь? — спросил я, садясь рядом с ней на кровать.

Она не ответила, лишь мотнула головой в жесте, которой мне показался утвердительным. Её волосы были растрёпаны. Прежде они были собраны в плотный пучок, но сейчас он представлял собой спутанный узел. Похоже было, что она пыталась его распустить, но сдалась на полпути.

— Я был прав, так ведь? — тихо сказал я.

На миг она сжала подушку сильнее, прежде чем ответить:

— Да, — произнесла она. Я промолчал. Не был уверен, что делать, поэтому держал язык за зубами, пока она не продолжила: — Теперь доволен? — выдала она наполовину утверждение, наполовину вопрос.

— Вообще-то — да, — тихо сказал я.

Она повернула свою голову ко мне, чтобы зыркнуть на меня:

— Ублюдок ты этакий! Ты с самого начала только этого и хотел!

— Нет, — солгал я, — но я рад, что у нас будет ребёнок. Я люблю тебя, Пенни, и я всегда надеялся, что когда-нибудь у нас будут дети, — снова солгал я — на самом деле я об этом никогда не думал. Моё представление про «жить-поживать да добра наживать» никогда не было чем-то более сложным, чем длительная эротическая фантазия, включавшая в себя женщину, которую я любил сильнее, чем свою собственную жизнь. Однако думая теперь о детях, я мог видеть привлекательность такого варианта. Я считал, что она будет чудесной матерью, и от мысли об отцовстве у меня слёзы наворачивались на глаза. Мой собственный отец никогда не увидит своих внуков. Да и я не увижу, если уж на то пошло, поскольку они на самом деле не будут существовать. Я надеялся, что однажды она станет жить дальше, и заведёт детей без меня, но от этой мысли мне становилось ещё больнее.