Род-Айленд блюз - [11]

— Это все болеутоляющие таблетки, — объяснила она. — Они настраивают меня на слезный лад. Не обращай внимания. Я тебя силой притащила сюда, это нехорошо с моей стороны. Осень, я чувствовала себя такой старой и беспомощной. Но все не так страшно, я справлюсь. Если хочешь, возвращайся домой, я не буду тебя удерживать.

“Ах ты лицемерка”, — подумала я, однако сказала:

— Но ведь я ничего не знаю о жизни в этих краях. Не представляю себе, что такое свободный санаторий, закрытый пансион и прочие заведения, которые существуют по эту сторону Атлантики. У нас в Англии есть только жуткие дома для престарелых. Почему ты не хочешь просто остаться здесь, в этом доме, и чтобы кто-нибудь с тобой жил?

— Это еще хуже, чем выйти замуж, — возразила она. — Такое же одиночество минус секс, который хоть как-то скрашивает жизнь.

Я сказала, что, по-моему, стоит посоветоваться с подругами, узнать, как они поступают в подобных обстоятельствах. Ее лицо изобразило презрение. Я поняла, какого она о своих подругах невысокого мнения.

— Никакие они не подруги, — отрезала она. — Так, знакомые. Я не пускала Джой ехать за тобой в аэропорт, но разве с ней сладишь. Пока я вас ждала, я умирала от страха.

Она хотела, чтобы после завтрака мы пошли погулять, но я ее отговорила. Я не уверена, что оленьи клещи строго придерживаются границ леса, а любоваться было, в общем-то, нечем: все та же длинная, широкая Дивайн-роуд и вдоль нее на более чем почтительном расстоянии друг от друга солидный новострой под старину. В них живут разные, но все в высшей степени респектабельные люди, объяснила Фелисити, и чем дальше между ними расстояние, чем больше их участки, тем к более престижному обществу они принадлежат. Деньги в Соединенных Штатах тратят на то, чтобы быть как можно дальше от людей, и это странно, потому что места очень много, но, наверное, считала она, людям хочется забыть об ощущении тесноты, от которой бедняки бежали из Европы в Новый Свет. Вдоль этой улицы-дороги жили бизнесмены, которые весьма преуспели в страховом бизнесе или в компьютерном и в большинстве своем рано удалились от дел, их жены работали по нескольку часов в день в фирмах по продаже недвижимости или в клиниках нетрадиционной медицины или занимались благотворительностью; были среди владельцев особняков также университетские профессора, чуть моложе Эксона, но такие же занудные, и никого, кто был бы близок ей по духу. С теми, кто был близок ей по духу, мисс Фелисити (так любил называть ее Эксон и с его легкой руки стали называть все) рассталась сорок пять лет назад. Интересно, что случилось с мисс Фелисити, когда ей было под сорок? Примерно в это время она вышла замуж за богатого гомосексуалиста из Саванны, это был ее второй и самый благоразумный американский брак. После его смерти ей достался пейзаж Утрилло — белый период, парижская улочка, голая ветка дерева, — очень хорошая вещь, сейчас она висела на почетном месте в мрачной высокой гостиной “Пассмура”, куда никто не заходил, гостиная соединялась с роскошным холлом — плавный полукруг лестницы и никогда не запирающаяся парадная дверь. Во вторую ночь — в первую я слишком устала и мне было ни до чего, — так вот, во вторую ночь, когда Фелисити ушла спать, я прокралась в холл и заперла дверь.

— Поздновато искать людей, близких по духу, — заметила я. — Пусть ты их даже встретишь, как это распознать? Неужели комфорта и спокойствия не довольно?

Она сказала, что я вечно смотрю на все сквозь черные очки, и я ответила: “Не сердись”, хотя никто никогда меня в таком грехе не обвинял. В деньгах у нее недостатка не было: Эксон, который умер от инсульта на следующий день после того, как сдал своему издателю рукопись исторического очерка “Боевой путь шлюпа “Провиденс”, прекрасно ее обеспечил. Он очень удачно застраховал свою жизнь, как и все, кто живет в окрестностях Хартфорда. Фелисити после его смерти могла уехать куда угодно, делать все, что вздумается. Однако она осталась жить там, где жила, наверное, для того, чтобы заплатить скукой своего существования долг милейшему, нуднейшему Эксону — четыре месяца вдовства за каждый год супружеской жизни, это тридцать три процента, очень высокая ставка. Теперь, оправившись от того, что ей выпало на долю пережить, она начала готовиться к следующему броску в неведомое, но в восемьдесят пять лет или в восемьдесят три (не знаю, сколько точно ей лет, она всегда темнила, если речь заходила о ее возрасте, однако сейчас дожила до такой поры, когда годы из тщеславия прибавляют, а не убавляют) бросаться в неведомое следует очень осторожно: совсем недалеко, в тумане, стоит толстая кирпичная стена, и эта стена — ожидаемая смерть. Фелисити не может этого не знать, у нее довольно здравого смысла, поэтому она и попросила моего одобрения, словно желая заплатить еще один долг, на этот раз долг будущему. Я была растрогана и близка к тому, чтобы захотеть детей, своих собственных детей и внуков, но это быстро прошло.

5

К полудню выяснилось, что с решением мисс Фелисити начать новую жизнь надо поторопиться: позвонила по мобильному телефону Ванесса, одна из соседских жен, работающих в агентстве по продаже недвижимости, и сказала, что есть клиент, которому нужен именно такой дом, он готов купить его вместе с мебелью за девятьсот тысяч долларов, но хочет въехать не позже чем через месяц. Мисс Фелисити, столкнувшись лицом к лицу с реальностью, которую сама же на себя и накликала, слишком гордая, чтобы идти на попятную, растроганная моим участием (я проснулась ночью от гнусного шкурного страха, что вот теперь, когда мы так славно подружились, она передумает и захочет переехать в Лондон, чтобы быть рядом со мной), сейчас успокоилась и решила, что лучше всего ей остаться в этих краях, более того, смирилась с мыслью о жизни в пансионе. И начнет искать что-то подходящее сегодня же.