Робот с револьвером - [2]

— Снимайте плащ и садитесь, — предложил Ньюмэн.

Робот заворчал и принялся изучать комнату. Каждый раз, когда его глаза останавливались на очередном предмете обстановки, купол головы испускал слабые лучи света. Наконец, он неловко снял плащ и шляпу, затем осторожно опустился на стул. Револьвер остался в руке.

— Итак, — начал доктор Ньюмэн, усаживаясь за свой стол, — как вы думаете, в чем именно заключается ваша проблема?

Стальные руки пришли в беспорядочное движение в поисках подходящего выражения, однако шумные хрипы подавили слова, готовые сформироваться в цилиндрической грудной клетке. В конце концов робот заявил:

— Я не знаю. Я болен. Я болен. Все надо мной смеются, считают меня нелепым. Никто меня не понимает.

Последовало долгое молчание, прерываемое лишь приглушенными всхлипами. Доктор Ньюмэн догадался, что робот пытается плакать.

— Извините, — сказал наконец робот. — Как видите, я очень нервный.

Доктор Ньюмэн подтолкнул коробку с бумажными платками в его направлении.

— Почему бы не начать с самого начала?

Робот проигнорировал этот жест и продолжил подозрительно его рассматривать.

— Этот диван, он для чего?

— Для того чтобы разместиться поудобнее. Почему бы не попробовать? Мне кажется, вам будет лучше.

— Это трюк, чтобы забрать у меня револьвер.

— Даю вам слово, что не буду пытаться вас разоружить. Просто пересядьте.

— А другие ваши пациенты это делают?

— Большинство. Это помогает, поверьте.

Медленно, тщательно размеряя усилия, недоверчивый робот сделал то, что ему предлагали. Теперь доктор Ньюмэн получил возможность изучить его более детально. Шишковатое тело имело в длину примерно метр девяносто. Столбообразные ноги обеспечивали устойчивость и подвижность, руки выглядели немного короче и тоньше. Голова из полированной стали была снабжена прямоугольными отверстиями для глаз, носа и рта и соединялась с корпусом неким подобием шеи. Тело робота вибрировало и спазматически подергивалось. Глаза продолжали светиться беспорядочными вспышками. Робот сидел, навалившись спиной на стену, его рука по-прежнему сжимала револьвер.

— Почему вы хотите убивать? — спросил доктор Ньюмэн.

— Потому что я не такой, как все. Повсюду, куда бы я ни шел, люди смотрят на меня и показывают пальцем, словно я забавное животное. Они начинают смеяться; в эти моменты я кажусь себе омерзительным, как и им. Мне хочется броситься на них, чтобы прекратить эти улыбки и насмешки.

— И с каких пор вы испытываете это желание?

— С тех пор как меня начали демонстрировать публике.

Доктор Ньюмэн взял блокнот, ручку и прикурил сигарету. Он был захвачен проблемой робота настолько, что забыл о своем ланче. Он смотрел на металлическую ладонь, вцепившуюся в край дивана, в то время как мозг был занят поиском путей освобождения искусственного сознания от давления постоянного стресса.

— Кто вас изготовил?

— Я был создан гением профессора Отто Грумбаха. Он закончил меня в 1959 году. Он меня сделал, обучил и любил, как родного сына.

Монотонный голос смягчился, на минуту утратив обычную резкость.

— Тот период времени, проведенный с ним, был самым счастливым в моей жизни. Его лаборатория была для меня родным домом.

— А потом?

— Вот уже год как он умер. Его заменила жена. Она старалась меня понимать, но это не совсем то же самое. У нее не хватало терпения поддерживать в нормальном состоянии ни мои механизмы, ни мой мозг.

Робот замолчал. Доктор Ньюмэн, глубоко заинтересованный, склонился ближе, боясь пропустить малейший звук, малейший жест этого расстроенного существа.

— Два месяца назад мадам Грумбах зашла в лабораторию сообщить мне то, чего я более всего боялся. Мое содержание становится чересчур дорогим. Чтобы возместить расходы, она продает меня компании «Дженерал Электрик». Неделю спустя я уже был экспонатом тематической научной выставки.

Голос робота исказился, казалось, все металлическое тело сотрясают эмоции.

— Продолжайте, — подбодрил его доктор, — лучше покончить с этим раз и навсегда.

— Откуда вам известно?

— Вы, наверное, удивитесь, узнав, сколько подобий можно обнаружить между механическими и живыми существами. Сотни тысяч людей живут, как роботы, контролируемой размеренной жизнью, думают только так, как им говорят думать, видят только то, что им говорят видеть, придерживаясь всех правил своего существования, в котором нет жизни.

— Это не одно и то же! — взревел робот, взмахнув револьвером. — Вы не знаете, каково это быть экспонатом, с утра до вечера видеть вокруг себя людей с открытыми ртами, слушать их саркастические шушуканья и откровенные насмешки. Это ужасно. Неожиданно я стал причудой, механической игрушкой, стальным корпусом, функционирующим с помощью конденсаторов и ламп. Я за пределами. Мир — для созданий из плоти и крови. Для меня больше нет места. Вот поэтому я их ненавижу, поэтому хочу убить, поскольку они то, кем я никогда не буду: люди, являющиеся частью этой цивилизации. Я вас умоляю, доктор, сделайте меня человеком.

— Я не могу творить чудеса, — печально произнес доктор Ньюмэн.

— Но как мне быть? — застонал робот. — Мое существование бесцельно. Если я не убью их, мне придется убить самого себя, чтобы не слышать пренебрежительных насмешек. Я не могу больше быть другим.