Робинзоны Венеры - [3]

«Роботовладалец» звучало почти как «рабовладелец», что нравилось Сережке куда больше, чем «муравед». Так обычно величали киб-техников на станциях Приземелья. Вроде и не обидно, да и по делу — но вот не нравилось, и все тут.

«Зовите меня просто — Себастьян Перейра, торговец черным деревом», — важно заявлял Сережка своему отражению в зеркальных поверхностях душевой. Позы при этом он принимал самые что ни на есть величавые. Впрочем, впечатление от всего этого величия сильно смазывалось тем, что из одежды на Сережки в такие моменты были только хлопья ионной нанопены с запахом смолы ливанского кедра.

Немного поколдовав над машинным кодом, Сережка в первую неделю путешествия обучил своих кибов нехитрому приветствию. Теперь, встречая его в первый раз за стандартный двадцатичетырехчасовой цикл, каждый киб «почтительно» останавливался и басил густым африканским голосом: «Доброго дня, масса Серж».

— Сладко ли вам, черные негры? — спрашивал плантатор Сережка «муравьишек», суетящихся в центральном туннеле, который пронзал все двухсотметровое тело-сердечник корабля.

«Негры» выстраивались перед ним в воздухе ровными рядами, срывали с головных ганглиев несуществующие шляпы и нестройным хором отвечали:

— Ай, сладко, барин!

«Масса Серж» лучился довольством. Игра ему не наскучивала. Ну вот никак. Вот нисколечко.

Сказать по правде, на самом деле плантатор Сережка никаким плантатором и не был. А был он киб-техником Сергеем Косицыным. А по смежной специальности — лаборантом-биологом. Ну, если по честному, был Сережка пока еще всего-навсего стажером.

И засев венерианской атмосферы хлореллой в рамках проекта терраформинга ближайшей соседки родины человечества был его первым ответственным заданием.

На Аллочку со второго потока это должно было произвести определенное впечатление. Уж на это плантатор Сережка питал очень большие надежды. Сделанное украдкой голофото первой красавицы их выпуска он носил в кармашке комбеза, на самом сердце.

Хлорелла достигла расчетной посевной массы за трое суток до подлета к Венере. Баржа уже активно тормозила, вернулась тяжесть, и Сережка уже мог нормально ходить по части поверхностей и палуб. Кибы как ни в чем не бывало носились по переборкам и подволоку.

То, что в расчеты спецов по хлорелле из Академа вкралась некая погрешность, Сережку насторожило только тогда, когда за два дня до выхода на орбиту вокруг Венеры он поутру вляпался теннисной туфлей в какую-то неприятную зеленоватую слизь, которой на борту его балкера явно было не место.

Пробегающий мимо киб мимоходом всосал лужу раструбом пылесоса.

И помчался дальше, оставляя за собой зеленый слизистый след. «Зеленка» не помещалась в переполненном резервуаре кибова тельца.

А из поперечного коридора, одного из двух с половиной десятков, соединявших стержень носителя с пристыкованными к нему цистернами с хлореллой, выплеснулась новая порция зелени.

— Мама, — очень по-детски сказал плантатор Сережка, вырубил подачу воды и удобрений в резервуары и забаррикадировался в жилом модуле.

Сразу за этим последовал час ругани со спецами из Академгородка — долгий час, полный вселенских страстей, когда привычные пятиминутные паузы в общении были практически полностью заняты не особенно содержательными, но очень насыщенными в эмоциональном плане речами. Потом Сережка, пригрозив напоследок: а) разгерметизировать судно, б) сбросить груз немедленно — устало откинулся в ложементе и остаток дня мрачно наблюдал через коридорные камеры и видеоглаза кибов, как выпершая из цистерн хлорелла заполняет его корабль сотнями тонн радостно-зеленой биомассы.

Кибы копошились в этом бульоне, пока он не скомандовал им убираться в гнезда. Все равно толку от них не было.

К вечеру слизь затянула объективы всех внутренних камер вне жилой зоны.

Сочленения и стыковочные узлы балкера, не рассчитанные на подобные нагрузки, начали зловеще поскрипывать.

На следующий день Сережка разгерметизировал жилые палубы и впустил хлореллу внутрь, оставив за собой одну лишь рубку. Уж больно не хотелось губить и корабль, и плод трудов лабораторий Академа, который так ждали на Венере.

Через сутки балкер застонал снова.

Сережка, скрипнув зубами в такт стонам конструкции, запросил связь с Землей. Установившийся было контакт вдруг прервался.

Одновременно с этим что-то скрежетнуло по обшивке жилого модуля снаружи, а в иллюминаторе вместо привычной черноты с россыпью холодных звезд возникла страшная безглазая харя, в которой отразились, как в зеркале, вытаращенные сережкины глаза.

Камеры внешнего обзора показали застрявший среди антенн дальней связи странный аппарат, состоящий практически из одних двигателей с приделанных к ним ложементом, и понурую фигуру в скафандре со знакомым орнаментом из золотых колосьев и хохломских узоров, застывшую в поклоне над иллюминатором жилого модуля.

Венера занимала половину небосклона. Между ней и Солнцем неясным сгустком черноты маячил экран поглотителя диаметром в треть поперечника планетарного диска.

Вздохнув, плантатор Сережка потопал к шлюзу — встречать непрошенного гостя, свалившегося на его больную голову невесть откуда.