Робеспьер - [36]

Теперь он стал широко известен за пределами Ассамблеи. Его знала и глубоко уважала вся революционная Франция. Ему аплодировали, на него надеялись, его просили. При каждом удобном случае выборные лица новой администрации и частные корреспонденты поверяли ему свои нужды и печали, выражали доверие и благодарность. Взглянем хотя бы бегло на его почту нескольких месяцев 1790–1791 годов. Вот письмо из Авиньона; должностные лица горячо благодарят Неподкупного за речь в защиту петиции авиньонских граждан о присоединении к Франции. Вот пять писем из Марселя от местных якобинцев и муниципалитета; в письмах — жалобы, надежда на поддержку, благодарность. Вот четыре письма из Тулона: от генерального совета, от муниципалитета, от патриотического клуба; в одном из писем муниципалитет извещает, что гражданская доблесть Робеспьера и та самоотверженность, которую он не раз проявлял в отношении городской коммуны, побудили генеральный совет присудить ему титул гражданина Тулона. Пишут из Арраса, из Версаля, из Буржа, из Лондона, из Манта; пишут бельгийские демократы и депутаты далекой Кайенны, восторженные поклонницы и незнакомые просители. Бывшая аристократка и нынешняя якобинка мадам Шалабр приглашает Максимилиана на «небольшой обед в обществе патриотов», прося его выбрать день, который ему всего удобнее и меньше всего помешает его занятиям; будущая вдохновительница жирондистов мадам Ролан восхваляет его как мужественного человека, верного своим принципам, «энергия которого неустанно сопротивлялась притязаниям и уловкам деспотизма и интриг». А вот… что это? Письмо от Сен-Жюста, его будущего единомышленника и самого близкого друга, Сен-Жюста, которого пока не знает никто, в том числе и сам Неподкупный! Автор письма просит поддержать его ходатайство, направленное в Ассамблею. Сен-Жюст с нескрываемым восхищением относится к своему адресату.

«К вам, кто поддерживает изнемогающую родину против потока деспотизма и интриг, к вам, которого я знаю только как бога по его чудесам, я обращаюсь с просьбой…» и т. д.

«…Я не знаю вас лично, но вы большой человек, вы не только депутат одной провинции, вы депутат всего человечества».

И другой, тоже пока безвестный деятель будущего, с большим вниманием следит в эти дни за успехами Робеспьера. Совсем еще юный Франсуа Ноэль Бабеф с жаром переписывает целые страницы речей Неподкупного, находя в них идеи, созвучные своей золотой мечте о равенстве и счастье освобожденных людей…

Все эти факты — яркое свидетельство происшедших перемен. Робеспьер становился настолько заметным лицом, что вне зависимости от его депутатских обязанностей, к великому неудовольствию Барнава и его компаньонов, народ начинает выдвигать своего трибуна на важные и ответственные административные посты.

Еще в октябре 1790 года жители Версаля избрали Неподкупного председателем суда своего дистрикта. 10 июня 1791 года его ждал снова приятный сюрприз: собрание парижского департамента избрало его общественным обвинителем парижского уголовного суда. Это были большая честь и большое доверие. Это был знак уважения и признательности со стороны парижан. Не обошлось без характерного инцидента: друг Барнава Дюпор, одновременно назначенный председателем того же суда, немедленно отказывается от этой должности, не желая работать бок о бок с ненавистным ему человеком Камилл Демулен заклеймил этот поступок на страницах своей газеты. «Презренный лицемер! — обращается он к Дюпору. — Ты отталкиваешь Робеспьера, воплощение честности, и, не успев устранить его, покидаешь пост, на который возвело тебя доверие, или, вернее, заблуждение, твоих сограждан! Ты знаешь, какое громадное, на взгляд общественного мнения, расстояние между его и твоим патриотизмом? Ты сто раз бывал свидетелем единодушных рукоплесканий, которые вызывали среди якобинцев его речи и даже одно его присутствие».

Факт этот, однако, обратился к выгоде для сторонников Робеспьера: на место ренегата Дюпора избиратели выдвинули Петиона, избрание же последнего означало двойной триумф для сил демократии.

Так, одерживая победы в народном мнении, завоевывая все новые и новые симпатии, Максимилиан должен был окончательно взять верх в «Обществе друзей конституции». Его последовательная принципиальная борьба в Собрании, борьба тем более поразительная, чем менее он мог рассчитывать на успех, привлекла к нему сердца. Его оценили, его уже любили; знаком любви и признательности народа стало второе его имя: Неподкупный.

Глава 9 Конец третьего сословия

Летом 1790 года в Париже отвечали две юбилейные даты. 17 июня исполнился ровно год с тех пор, как третье сословие Генеральных штатов дерзнуло провозгласить себя Национальным собранием. Буржуазия считала этот день своим. Его решили отпраздновать с блеском и шиком. Во втором этаже богатых апартаментов Пале-Рояля был дан банкет для избранных. Вокруг великолепно сервированного на двести персон стола разместились члены «Общества 1789 года»[5] и приглашенные. Тосты подобали случаю, а во время десерта дамы поднесли букеты роз и тюльпанов Сиейсу, Лафайету, Ле-Шапелье, Мирабо и Талейрану. Более других был почтен Байи, которому возложили на голову венок из цветов. Цветы, музыка, тонкие вина и женщины придавали особенное обаяние застольной беседе. А под окнами дворца шумели голодные труженики столицы.