Ритуалист-2 - [8]

— Полегче, Микаэль! — попросил я, с трудом переводя дух.

Маэстро Салазар похлопал меня по спине и лишь после этого разжал объятия, отступил на шаг назад и растопырил в улыбке черные усы. Смуглая кожа, темные волосы и грубые черты лица выдавали в нем уроженца Лавары. Взрывной темперамент выходцев из южной провинции давно уже стал притчей во языцех, а Микаэль если и отличался в этом отношении от земляков, то исключительно в худшую сторону. Он готов был драться на дуэлях по поводу и без и как к своим тридцати годам еще не отправился на небеса, оставалось для меня загадкой. Впрочем, где черноусый гордец и где небеса?

Происходил маэстро Салазар из захолустного дворянского рода — одного из тех почтенных семейств, старшие сыновья которых кичатся древностью фамилии, а младшие ищут успеха на кончике шпаги. К тому времени, когда неожиданно проявился его колдовской дар, Микаэль уже прекрасно фехтовал, но благоразумно позабыл о карьере бретера и стал… целителем. Работа с живой плотью давалась ему невероятно легко. Сращивать сломанные кости и заживлять открытые раны умели многие, но маэстро брался за несказанно более сложные случаи, брался — и добивался успеха. Жизнь семейства понемногу наладилась, призрак нищеты отступил, появилась возможность дать хорошее образование младшим братьям.

Все переменилось, когда умы и души людей отравило учение ересиарха Тибальта. Колдуны — ритуалисты или истинные, не важно! — оказались вне закона. И вне закона оказались их семьи. Однажды в имение Салазаров нагрянула толпа фанатиков из числа знакомцев и соседей, в живых там не оставили никого. Сам маэстро во время бойни был в отъезде, а по возвращении слегка повредился умом и зачерпнул столько силы, что неминуемо должен был воссиять, но не воссиял. Скорее уж наоборот. Как уже говорил, работа с живой плотью всегда легко давалась Микаэлю, и мне не хотелось даже вспоминать, каким именно образом рехнувшийся целитель расправился с еретиками. Когда наша рота вошла в его деревушку, в живых из ее обитателей оставались только те, кто успел попрятаться в погребах и подвалах, да малые дети.

С тех пор Микаэль никогда больше не использовал свой талант целителя, а память топил в вине. И вот что странно — на столе обнаружилась пара мисок с похлебкой, краюха белого хлеба, половина головки сыра и палка сырокопченой колбасы, а бутылок не было вовсе.

— А мы-то боялись, что волки уже обгладывают косточки Филиппа! — покачал головой Микаэль, и в его черных глазах заплясали веселые дьяволята. Как видно, за мою жизнь он нисколько не волновался.

— Пришлось задержаться в империи, — пожал я плечами, опускаясь на лавку.

Уве наконец переборол изумление и запричитал:

— Магистр! Мы не знали, что делать…

Я приложил к губам указательный палец, призывая слугу к молчанию.

— На какое-то время я не магистр и не Филипп вон Черен, а Рудольф Нуаре. Объясню позже.

Маэстро Салазар усмехнулся и продекламировал:

— Невинным агнцем прикинулся волк, задрал пастушка и в лес уволок?

Я отмахнулся и спросил:

— Чем занимались, пока меня не было?

Уве заметно смутился, но все же источника своих доходов скрывать не стал.

— Обучаю грамоте и счету детей ремесленников. Брать за урок приходится на треть меньше здешних школяров, но на еду хватает.

Микаэль фыркнул:

— Истину глаголет юноша! Мы не умерли с голоду исключительно по милости фру Эммы, вдовы мясника!

— Как так? — заинтересовался я.

— Сначала Уве обучает малолетнего оболтуса грамоте, а после удовлетворяет потребность в мужском обществе его маменьки, — осклабился маэстро Салазар и со значением указал на колбасу. — Меняет, так сказать, палку на палку.

Бедный Уве покраснел до корней волос и разинул рот, но от возмущения не смог вымолвить ни слова.

— Вы… Да вы… — только и выдавил он из себя.

Я отрезал кусочек колбасы, закинул в рот и прожевал.

— Вкусно. А что, вдова — старая и некрасивая?

— Вот уж нет! — ухмыльнулся Микаэль, дернув себя за ус. — Дама в самом соку!

— Уве?

Паренек смущенно кивнул.

— Ей нет и тридцати, — подтвердил он с непонятным вздохом. — Рано вышла замуж, рано овдовела…

— А любовника завести не может, — отметил маэстро Салазар. — Мужнины братья мигом обломают ему бока, чужаки в семейном деле не нужны. А школяр — так… вроде мальчика по вызову, кроме как на дармовую колбасу, ни на что претендовать не станет.

— Я не жиголо!

— Никто этого и не говорил, — успокоил я слугу и обратился к маэстро: — А ты, Микаэль, полагаю, учишь фехтованию оболтусов постарше?

Салазар лишь покачал головой.

— В этом паршивом городишке фехтмейстеров как собак нерезаных! — презрительно скривился он. — А школярам премудрости фехтования неинтересны, им лишь бы покрасоваться на своих потешных дуэлях!

— Тогда что?

Уве отодвинул от себя тарелку и с нескрываемым злорадством заявил:

— Водит богатеньких бюргеров по местным шлюхам!

Если мой слуга намеревался уязвить маэстро, то цели своей он не достиг.

— Так и есть, — спокойно подтвердил Микаэль. — Все так и есть.

Как оказалось, в Старом городе продажных девок гоняли с улиц квартальные надзиратели, не было там и публичных домов, зато своими борделями славился Нистадд. Школяры, мастеровые и даже почтенные отцы семейств отправлялись развлекаться на этот берег, и, если в районе набережной было относительно безопасно, то вглубь района чужаки захаживали на свой страх и риск. Это не останавливало любителей острых ощущений, и маэстро Салазар защищал таких гуляк во время их ночных эскапад от местных любителей легкой наживы.