Риторика в тени пирамид - [7]
Стоит, однако, от содержания эдикта перейти к его форме, как открывается картина совершенно оригинальная. Префект обращается не к безответным подданным, а к людям с самостоятельной жизненной позицией. Он взывает к их добродетелям и успокаивает их гнев.
Оказывается, еще при въезде в Александрию (за много месяцев до издания эдикта), Тиберий Юлий Александр был оглушен жалобщиками, вопиющими к нему «как небольшими группами, так и целыми толпами». Но почему-то тогда реформы не воспоследовали. И только с приходом Гальбы все переменилось. Теперь Александр решается устранить безобразия, чтобы «с еще большей радостью» египтяне «надеялись на все, клонящееся к спасению и преуспеянию от воссиявшего нам ко спасению всего рода человеческого благодетеля Августа Императора Гальбы». По сообщению Плутарха, когда слухи о смерти Нерона достигли Испании, где Гальба был наместником, последний внушил толпе, собравшейся перед его домом, «твердые и светлые надежды на будущее»>{33}. Египетский префект поступает аналогичным образом. Прежде всего он издает эдикт. Эдикт запрещает насильно привлекать кого-либо к откупу налогов и аренде императорских поместий. Обычно откупщики и арендаторы вносили в казну огромную сумму денег, а собрать ее с населения (в виде налогов и т. п.) не очень надеялись. Естественно, приходилось заставлять богатых людей под угрозой порки брать на себя откупы и аренду.
Но префект верит в лучшее. По его мнению, насилие лишь вредит казне, поскольку квалификация и старание «откупщиков поневоле» весьма сомнительны. Нужны добровольные опытные и старательные работники. «Прежде всего, — объявляет Александр, — я признал обоснованным ваше прошение, чтобы нежелающие не принуждались силой к откупу налогов или к аренде императорских поместий вопреки повсеместному обычаю провинций и что немало повредило делам привлечение к ним неопытных людей, которым силой передавались откупы. Поэтому я сам никого не принуждал и не буду принуждать к откупу или аренде, зная, что и императорским суждениям соответствует, чтобы делами усердно занимались те, кто хочет этого и в состоянии принять их на себя. Я уверен, в будущем никто не станет насильно привлекать откупщиков и арендаторов, а будет сдавать в аренду тем, кто захочет взяться по доброй воле, скорее соблюдая извечный обычай прежних префектов, чем подражая чьей-то минутной несправедливости» (стк. 10–15). Уверенность Александра оправдалась самым комическим образом. Принудительный откуп исчез, а принуждение умножилось. При императоре Траяне (98—117) откупщика, имевшего все же шанс обогатиться, сменил литург — человек, собиравший налоги только во имя государственных интересов, без всякого жалованья, без всякой надежды на корысть.
В римском Египте сложилась уникальная фикция, название которой — литургия (о птолемеевской литургии, носившей несколько иной характер, мы здесь говорить не будем). С одной стороны, литургия — род повинностей (сбор налогов, поддержание порядка и т. п.). С другой стороны, она абсолютно добровольна. Более того, власть не может доверить ее безнравственным индивидуумам. Префект Меттий Руф велит докладывать ему о всех литургах, не пригодных к своей должности по причине несоответствия имущества, слабости здоровья или чего-либо иного, «чтобы все были пригодны не только имуществом, но и возрастом и образом жизни, как и подобает тем, кому доверено имущество господина»>{34}.
С точки зрения апостола Павла, который заботился о другой литургии — христианской, — епископ должен быть непорочен как управляющий (эконом) бога. Именно таких людей следует допускать на епископскую и любую духовную должность>{35}. Нетрудно заметить совпадение не только требований, но и аргументов: непорочный человек призван быть управляющим, ему доверено имущество господина.
Птолемеи тоже предъявляли к своим чиновникам моральные требования. Но требовали они только честной службы. Частная жизнь чиновника («образ жизни») не волновала царя. К тому же требования Птолемеев были вполне законны: они платили чиновникам жалованье. Требования префектов — фикция чистейшей воды. Литургам жалованья не платили, к службе их принуждали, никакая нравственность, конечно, в расчет не принималась. Тем более забавны воспитующие усилия властей.
В то время как Римская империя в целом успешно бюрократизировалась, Египет не менее успешно избавлялся от бюрократии. На место многочисленных птолемеевских чиновников, получавших жалованье, встали литурги, служившие «добровольно» и «бескорыстно».
Чисто «эллинское», «гражданское» отношение к повинностям проникает даже в частные письма. Гермодор желает Теофану «исполняться радости за сыновей твоих Анисия и Афтония, чтобы здравствовали они и исполняли должное, заботясь как о личных делах, так и о литургиях»>{36}.
Вернемся к эдикту Тиберия Юлия Александра. Добровольность, усердие и прочие добродетели он ищет не только у литургов. Префект хочет, чтобы люди, не боясь притеснений, были спокойнее и усердно обрабатывали землю (стк. 55–59), чтобы «Египет… радостно служил процветанию и величайшему благоденствию нынешних времен» (стк. 4–5). Наконец, в указе упоминаются александрийцы, переселившиеся в сельскую местность по причине трудолюбия (стк. 32–34).
