Ришелье - [85]

Вести о смерти Ришелье вызывали бурный восторг во Франции. Отец Гриффе, писавший в 1768 году, замечает по этому поводу: «Народ его не любил, и я знавал стариков, помнящих костры, запылавшие в провинции, когда были получены известия о его смерти». Даже королем, казалось, овладели смешанные чувства. По словам Монгла, хранителя его гардероба: «В глубине души он чувствовал большое облегчение и радовался, что избавился от него, так, что не мог скрыть это от своих близких». Однако 9 декабря он заявил: «Я желаю быть постоянным и непреклонным в следовании тем правилам и советам, которые дал мне кардинал, ибо я хочу, чтобы все оставалось без изменений. Я намерен оставить тех же министров и ввести кардинала Мазарини в мой совет, ибо он лучше, чем кто-либо другой, знает планы и максимы вышеупомянутого кардинала».

Людовик также утвердил Сюбле де Нуайе и Шавиньи в должности государственных секретарей.

Исчезновение Ришелье неизбежно привело к переменам при дворе, так как режим Мазарини был гораздо менее строг. В январе 1643 года возвратился и был прощен Людовиком в шестой по счету раз Гастон Орлеанский. За ним явилось большинство аристократов, отправившихся в изгнании при Ришелье. Как заметил венецианский наблюдатель, эти помилования были способны привести к большим беспорядкам, «потому что такие действия обычно вознаграждаются неблагодарностью». 20 января 1643 года Людовик ХIII не появился на торжественной мессе в Нотр-Дам, которую отслужили за упокой души Ришелье. В апреле он отправил в отставку с поста государственного секретаря по военным делам Сюбле де Нуайе, назначив вместо него Мишеля ле Телье. Вскоре после этого король тяжело заболел и 14 мая умер. Очевидец заметил по этому поводу: Он благочестиво окончил свое 33-летнее царствование, но его власть в ранние годы была очень ограничена опекунством и влиянием его матери, а в последние годы господством покойного кардинала, который сильно превысил министерские полномочия в осуществлении своих обязанностей.

Завещание Ришелье представляет собой сухой документ, почти не проливающий свет на его религиозные убеждения и политические идеалы. Оно, в сущности, касалось лишь того, чтобы его имя и его дом по-прежнему находились на вершине богатства и аристократического уважения. Однако король не был забыт. В 1636 году Ришелье уже сделал несколько больших подарков Людовику, которые он должен был получить только после его смерти. Они включали Пале-Кардиналь, его великолепные сервизы, большой бриллиант и серебряное блюдо. К этому завещанию добавлен особняк Силлери и наличные деньги в сумме 1,5 миллиона ливров. Это, объяснил кардинал, будет жизненно важным для него в чрезвычайных обстоятельствах в качестве особого фонда; он полагал, что король сможет использовать его при обстоятельствах, «которые не терпят длительных фискальных процедур». Один любопытный отрывок его завещания показывает, что Ришелье испытывал угрызения совести по поводу своей прежней покровительницы Марии Медичи: «Я неустанно делал то, что я обязан был делать в отношении королевы, его (Людовика XIII) матери, несмотря на все те клеветы, которые распространяли обо мне по этому поводу».

Распоряжения кардинала, касавшиеся остального состояния, были направлены на создание двух майоратов[85], основой каждого становилось одно из герцогств. Майораты были широко распространены во Франции и создавались для того, чтобы сохранить родовые поместья и имущество нетронутыми, особенно там, где обычное право имело тенденцию защищать права младших наследников на часть имущества их родителей. В качестве своего «законного преемника», который должен был унаследовать его титул герцога де Ришелье, кардинал назвал своего юного внучатого племянника Армана Жана, сына Франсуа де Пон Курле. Предвидя, что последний может почувствовать себя уязвленным тем, что его отвергли в пользу собственного сына, Ришелье завещал ему разнообразное имущество, надеясь убедить его воздержаться от опротестования им своего завещания. Только согласившись с завещателем, он мог сохранить свой бенефиций[86]. Что же касается сестры Франсуа, Марии Мадлен, герцогини д’Эгийон, то она получила по завещанию ряд ценных подарков, включая замок Рюэль, что еще более важно, она была назначена опекуном Армана Жана и его имущества до его совершеннолетия. В число обязанностей, возложенных на нового герцога, входили: строительство особняка в Париже для его семейства, создание библиотеки для коллекции книг кардинала, что сделало бы их доступными ученым, и завершение постройки часовни и коллежа в Сорбонне. Разумеется, не все остались довольны завещанием Ришелье. Брезе, Конде и Пон Курле были убеждены в своем праве его опротестовать, но Эгийон энергично взялась отстаивать последнюю волю кардинала. В марте 1643 года был достигнут компромисс, спасший наследство кардинала от раздела на мелкие части. Однако в 1644 году Конде опротестовал завещание и через два года ухитрился завладеть Фронсакским майоратом. Главной обязанностью Эгийон как душеприказчицы своего дяди была уплата его долгов и распоряжение его наследством. Она позаботилась о сбережении больших сумм наличных денег, достигавших 4 080 000 ливров, которые она осторожно поместила в различных надежных местах. Но Брезе захватил 300 000 ливров в Сомюре, в то время как король конфисковал 1 074 000 ливров в Бруаже и Гавре. Он и Анна Австрийская отказались оплатить долги короны кардиналу в размере 1 035 000 ливров. Более того, Эгийон попросили уплатить долги ее дяди королю в сумме 50 000 ливров. В результате количество наличных денег, бывших в ее распоряжении и нужных для уплаты долгов Ришелье, заметно сократилось. Эти долги были двух видов: личные и непредвиденные. Личные долги включали наследство, оставленное слугам, расходы на содержание дома и определенные траты на земельные угодья. Они достигали примерно 1 568 122 ливров. Непредвиденные долги выросли из требований, предъявленных герцогине после смерти ее дяди, иногда даже по прошествии длительного времени. Брезе и король в одно время так хорошо попользовались наличными деньгами Ришелье, что у герцогини возникли трудности с удовлетворением более значительных исков. В особенности, перестройка Сорбонны оказалась разорительной и бесконечной для ее средств.