Рис - [2]
– Там мертвец! – широко раскрыв рот, задыхался У Лун.
– Это он за тобой поспешает? – Крепыш, хохотнув, обернулся к своим братанам. – Вы слыхали? Поганец покойника рад обокрасть.
– Я не крал, я не вор!
Лунный свет и мерцание мачтовых ламп освещали пунцовые лица братвы, молча евшей глазами У Лун’а. Он только теперь разглядел изобилье бутылей и плошек с соленой свининой, расставленных подле него на земле, на тюках... В глотке глухо забулькали странные звуки. Слегка задрожав, руки сами собой потянулись к еде.
– Я голодный, – У Лун испытующе вперился в пьяные лица. – Три дня ни росинки...
Их губы кривились в едва уловимой усмешке. У Лун, подобравшись к поближе тарелкам, схватил кусок мяса и тут же зашелся в пронзительном крике: рука оказалась прижатой к земле.
– Назовешь меня папой, – стопа Крепыша, словно камень, давила на кисть, – дам сожрать эту дрянь.
– Помилосердствуйте, дяденька, – вытянув шею, У Лун умоляюще пялил глаза на блестящую лысину. – С голоду я помираю!
– Глухой, или «папа» сказать не умеешь? Скажи, что я папа, и лопай!
У Лун, одурело тараща глаза на лицо Крепыша, наконец, произнес слово «папа». Заржав во все горло, Крепыш не убрал свою ногу.
– Их тоже давай, – он махнул на стоявших вокруг братанов. – Чтобы каждого папой назвал. А иначе они не согласны.
У Лун посмотрел на толпу. Привалившись спиною к тюку, один нес околесицу. Прочих «мотало с востока на запад». В их мутных глазах разгорались тревожные искры. Искры, будившие в сердце слепой бессознательный страх. Он понуро потупил глаза. Перед самым лицом красовалась холщевая туфля. Сквозь драный носок её лезли наружу корявые бледные пальцы, как пара давильных камней пригвоздившие руку к земле.
– Папа...
Голос У Лун’а бессильно растаял в пространстве полуночной пристани. В диком веселье братва хохотала, корявя нетрезвые рты. У Лун, свесив голову, молча смотрел на свою чуть заметную тень. Кривая, согбенная – словно собака. Кого мне звать папой? В селении Кленов и Ив остались бессчетные дяди и тети, двоюрные братья и прочие родичи, но не отец и не мать. Они умерли, так говорили в деревне, во время великого голода лет эдак двадцать назад. Когда люди пришли выносить их тела, У Лун спал в кипе сена, слюнявя ошейный серебряный обруч. «Ты, – как-то сказали ему, – был похож на щенка». Все безотцовские дети подобны собакам.
Стопа Крепыша наконец-то ослабила гнет. У Лун второпях запихнул себе в глотку зажатую в пальцах добычу. Утративший дар ощущений язык не чувствовал вкуса свинины. У Лун ощущал лишь одно – в утробу попала и вправду съедобная вещь. Он немного взбодрился.
– Хлебни за меня, – поднеся чашку с пойлом, Крепыш взял У Лун’а за щёку. – Чтоб залпом. Усёк?
– Я не пью...
Лицо вмиг исказила железная хватка.
– Мне мяса поесть бы, а пить не желаю, – насилу продолжил У Лун, еле-еле ворочая сдавленной челюстью.
– Мясо ты жрешь, а за папу не пьешь?! Ты мужик или нет?!!
Крепыш всунул У Лун’у меж губ чашку крепкого пойла:
– До дна хватани за меня, пока харч твой из пасти не вынул.
У Лун безотчетно отпрянул. Взревел благим матом Крепыш. Подскочившая братия мигом скрутила У Лун’а. Кто-то вдруг так надавил ему на сочленение двух челюстей, что уста его сами собою раскрылись зияющей черной дырой. В эту бездну одну за другой влили пять полных чашек крепчайшего пойла. У Лун что есть сил отбивался, пинался, откашливался. Пойло жгло изнутри его плоть, собираясь спалить его заживо. Он ещё слышал раскаты безумного смеха, не понимая уже что к чему. Опьяненье застало врасплох. Пустота захватила сознанье. Усталое тело опять повалилось на землю, как связка соломы, и где-то над ним, далеко-далеко, мерцали полночные звезды, огни ходовых фонарей, искры пьяных злых глаз...
Толпа созерцала застывшего в странной, болезненной позе У Лун’а. Луна освещала его желтый лик. Возле краешков рта расплывались остатки свинины. Рот еще двигался. Губы, кривясь, издавали невнятные звуки.
– Чего он бормочет?
–«Пожрать» говорит, – пнул У Лун’а Крепыш. – На жратве помешался, поганец.
С реки долетел резковатый свисток подходившего к пристани судна. Оставив У Лун’а, вся братия двинулась к кромке воды. Тени крепких людей, проплывая над ним, исчезали за грудами сваленных возле причала товаров. У Лун был пьян в грязь. Он не понял, что это за люди. Лишь позже, встречая порою громил из Портовой Братвы, для которых убийства, разбой, грабежи были самым обыденным делом, У Лун каждый раз вспоминал с дрожью в сердце ночное вторжение в логово льва.
На рассвете во сне У Лун видел селение Кленов и Ив. Необъятные воды потопа залили поля и жилища. Вода клокотала повсюду, подмыв каждый крашеный известью дом, повалив наземь каждое дерево. Мутный поток уносил золотистым ковром устилавшие водную ширь колоски только-только созревшего риса. Трупы свиней и собак, тут и там застревавшие в грудах ветвей, отравляли зловоньем округу. Пытаясь хоть что-то спасти, по колено в воде суетились несчастные люди. Стенанья, бессчетные, словно холодные капли дождя, наполнявшие серое небо, ударами градин стучали в его голове. У Л
