Рио-де-Жанейро: карнавал в огне - [8]

Вот что вкратце сказал Монтень, и еще немало чернил прольется по этому поводу. Как и все, выходившее из-под его пера, это эссе оказало глубокое влияние на мыслителей того времени. И более позднего тоже: в семнадцатом веке на наших тупинамба будут основывать теории о «естественной добродетели». Человек изначально добр, гласила теория, его испортила цивилизация. И потому цивилизация должна измениться, а вместе с ней и понятия о правах, правосудии и собственности.

Проходили десятилетия, и последующие авторы все больше и больше идеализировали образ индейцев Гуанабары. И теперь даже неловко открывать, что вопреки представлению, распространяемому писателями и путешественниками в Европе, тупинамба были далеко не ангелы. Они постоянно воевали со своими соседями (по правде говоря, война была их ремеслом), они брали в рабство членов вражеских племен (и продавали их белым), у них были определенные формы правления, была законодательная система, и они прекрасно представляли себе, что такое частная собственность. Предполагаемая невинность их женщин не могла скрыть их чувственности и разнообразия сексуальных техник, которыми они владели. В этом они, пожалуй, составили бы конкуренцию парижским куртизанкам: практика, как известно, — путь к совершенству.

Но уже в те далекие дни люди предпочитали миф, а не реальность. А идеализированный индеец был лучше настоящего. К концу восемнадцатого столетия Жан-Жак Руссо превратил его раз и навсегда в «благородного дикаря». «Свободного», «равного» и «братского», в точном соответствии с девизом Французской революции.

Какая жалость, что задолго до этого, в результате нескольких веков войн, рабства, оспы, алкоголизма, голода и христианства, в Рио не осталось ни одного тупинамба и некому было гордиться их достижениями.

Коли на то пошло, я и не знаю, почему у нас не было кариок-санкюлотов во фригийских колпаках при падении Бастилии. Ведь если бы это зависело от сентиментального морского волка Вильганьона, Рио стал бы французским и де-факто, и де-юре, с шестнадцатого века и навсегда. Со всеми вытекающими последствиями: нашими королями были бы Людовики вместо Педру, мы увлекались бы велосипедами вместо футбола и ели бы утку с лангустом вместо «bife a cavalo» (стейк «под седлом» — с яичницей), и все это не помешало бы де Голлю сказать однажды, что мы — несерьезная страна. Все это почти случилось, и французы и француженки, прибывающие сегодня каким-нибудь внутренним рейсом в аэропорт Сантос-Дюмон, и не подозревают, что в каком-то смысле ступают на землю, принадлежавшую некогда им, — землю, где бушевали битвы, являющиеся сейчас неотъемлемой частью французской истории.

Старый Сантос-Дюмон с его терминалом, выполненным в модернистском стиле, — один из самых маленьких и самых привлекательных городских аэропортов мира. Он расположен прямо в центре города, и его взлетная полоса начинается в трех метрах от моря — перед тем как приземлиться, самолет касается вод залива Гуанабара. Наблюдателю может показаться, что самолет собирается сесть на воду и только потом достичь берега. Как в мультфильме, вдоль взлетной полосы растут карликовые пальмы, а над заливом возвышается Сахарная голова, так что у посетителя не возникнет никаких сомнений — он прибывает именно в Рио. В прошлом, до того как эту часть залива засыпали, вся территория аэропорта была занята французскими территориальными водами, омывающими находящийся в полумиле от берега остров, который индейцы звали Серигип. Именно на этот остров (где теперь расположен Военно-морской колледж, соединенный с аэропортом мостом) 10 ноября 1555 года Вильганьон высадился, чтобы основать бразильскую колонию: Антарктическую Францию.

Если кто и годился для этой задачи, то именно Вильганьон — блестящий солдат и предвестник геополитики. Незадолго до бразильского путешествия ему уже удалось совершить несколько подвигов, которые заставили ликовать Францию и привели в ярость англичан. Например, в 1548 году он похитил Марию Стюарт. Католической наследнице шотландского трона было тогда едва пять лет, и, как это было заведено в лучших королевских семьях, за ее руку уже боролись правящие династии соседних государств. Английский король Генрих VIII хотел женить на ней своего сына Эдуарда VI, сделать ее английской королевой и обратить шотландцев в протестантскую веру, французский король Генрих II мечтал женить на ней своего наследника Франциска II, чтобы Францию и Шотландию и дальше объединяла католическая вера. Узнав о намерениях французов, англичане решили, что только в Лондоне наследница будет в безопасности, и послали за ней адмирала. Вильганьон успел первым: он провел английский флот под Лейтом, забрал Марию Стюарт в Думбартоне и отвез во Францию. Уже за одно это англичане готовы были перегрызть ему глотку, но это было еще не все. В 1552 году, отбросив от Мальты турок, Вильганьон защищал порт Брест от англичан, что принесло ему титул вице-адмирала Бретани. И по его предложению Франция, стремясь украсить своих владения в Средиземноморье, захватила остров Корсика, и не подозревая, что 230 лет спустя там родится Наполеон. И несмотря на все эти заслуги, Вильганьон был не только военным. Он проявил себя еще и проницательным дипломатом, искусным в обращении с королями и королевами, и был добрым другом таких писателей, как Рабле и Ронсар. Если и этого недостаточно, он был еще и теологом, сведущим в каноническом праве.