Ринама Волокоса, или История Государства Лимонного - [8]

Шрифт
Интервал

Очень сложно разложить диктаторов по полочкам, тем более что на Луне их было и есть видимо-невидимо. Нередко очень трудно отличить диктатора от недиктатора. Вот, например, Нилен: он — кто? Демократы уверяют, что он — диктатор, потому что устроил в партии — партийную диктатуру, а в стране — пролетарскую. А коммунисты утверждают, что он — любимый вождь и учитель, надежда всего лунного человечества. Был ли Линтас диктатором? Без сомнения, был — как самодержец, сосредоточивший в своих руках неограниченную власть над страной и над народом. Был ли он любимым вождём и учителем? Боже мой, кем он только не был! Даже «отцом народов» и «другом физкультурников» — в соответствии со своей разыгравшейся фантазией полуобразованного и совсем не культурного человека. Его отеческие чувства и дружеские намерения внушала вся лимонная пропаганда с раннего утра и до позднего вечера. Тех, кто не верил громогласно, вождь и учитель убивал или отправлял в места не столь отдалённые; тех, кто не верил молча, он беспокоил время от времени; а тех, кто верил громогласно, — награждал по заслугам. История умалчивает о том, кто из почитателей «друга физкультурников» был искренен в своей привязанности. Наверняка всеохватывающая и всепроникающая линтасская пропаганда одурманила немало полуграмотных и полукультурных мозгов. Чем она их запудрила? Любовью к диктатуре, то есть тоталитаризмом. Но тоталитаризм — это далеко не фашизм, а фашизм — далеко не всегда тоталитаризм. Если бы лимонцы сороковых знали, что их «продвинутые» внуки станут сравнивать их с фашистами, они бы, наверное, не стали рожать детей — те, которые выжили в борьбе с миянгерским фашизмом.

6

Что же это был за народ — лимонцы сороковых годов XX столетия? Невиданное и неслыханное сообщество людей, живших в пределах одного государства. В нём больше не было привилегированной, то есть имперской, нации. Между тем в Лимонии насчитывались сотни наций, которые все были равны перед коммунистическим монархом. Лукавый «отец народов», выделяя бывшую имперскую нацию — водяных, сам себя называл «водяным» — правда, с сильным зиргунским акцентом. На деле он благоволил к родной зиргунской нации, к той её части, которая принимала его за великого; окружил себя зиргунами; наводнил ими лимонную столицу, искусство, культуру — вообще всё, что мог наводнить. Впрочем, он старался не только для своего маленького, но гордого народа, а для всех многочисленных народов, населявших необъятную Лимонию.

В новую жизнь разные лимонные народы вступили по-разному: каждый — со своим историческим багажом. У одних этот багаж был цивилизованным, у других — средневековым, а у третьих — пещерным. В новой стране новые люди должны были стать одинаково цивилизованными. В царской Лимонии, которая переводилась, как «страна водяных», водяные были имперцами. Лимонный царь, который сам был водяным, ориентировался на свою нацию; другие нации при лимонном царе жили так же, как жили до него, — царь им не мешал, но и не помогал. Лимония была мягкой империей; нацмены имели право жить, как привыкли: южные народы — в средневековье, а северные — в обнимку с белыми медведями. Самой цивилизованной была, естественно, водяная нация. По замыслу новой власти, которая ориентировалась не на водяных, а на угнетённое человечество, бывшие имперцы обязаны были поделиться с нуждающимися своей цивилизацией, умом, опытом, талантом. Неиссякаемая нация, сильно поредевшая и обедневшая после революций и войн, порастерявшая своё просвещённое и культурное достояние, со счастливой улыбкой легла на социалистический алтарь — под звуки хвалебной линтасской пропаганды и атеистических псалмов. Водяной пролетариат, превратившийся в героический символ революции, готов был потом и кровью доказывать своё высокое предназначение — открыть дорогу в коммунистическое счастье для всего братского лунного пролетариата.

У пролетариата нет национальности, потому что мир делится не на нации, а на пролетариат и буржуазию, которую надо победить. По дороге к победе попадается кто-то ещё, с которым приходится считаться. У этих «лишних» людей, выпавших за рамки коммунистического учения, естественно, нет пролетарской сознательности; их необходимо просветить и, слившись со всем лунным пролетариатом, рвануть в невозможное счастье, прихватив с собой все несознательные, но достойные элементы. Такова лунная миссия водяного пролетарского мессии.

Он всё время мешал ксегену строить тоталитарное государство, никак не хотел понять, что на Луне не может быть двух мессий. Казалось, Линтас смирился со статусом — кво: наследник Нилена строил тоталитарное государство, а ученик Нилена — коммунистическое. Водяной пролетариат всё больше сливался с лимонными рабочими и с лимонными «лишними» людьми; растворялся в них, неся в лимонные массы свои знания, опыт и энтузиазм. В конце концов интригану, фарисею и убийце Линтасу удалось приспособить водяной пролетарский раствор к своему тоталитарному государству. Низвергнутый мессия занял почётное место застрельщика и вперёдсмотрящего, а вместе с ним — вся водяная нация, ядром которой он являлся в ксегенском государстве. Ксегенская Лимония жила не для водяной нации, а за счёт водяной нации, другими словами, страна перестала быть империей.


Еще от автора Марина Дмитриевна Соколова
Сказка про царя Колбаску

Это в рыцарских сказках принцами приходилось биться с огнедышащими драконами. В нашей сказке царевичу, чтобы вырасти, придется сразиться с динозавром. Сражение будет сложное, но и царевич не простой, а – Сарделька, сын царя Колбаски.


Необыкновенные истории для друзей Любавы

В этой красочной книге внимания читателей ожидают не менее красочные истории, вышедшие из-под «золотого пера» Марины Соколовой. Литературные пристрастия маститого писателя весьма разнообразны: поэзия и проза, драматургия и публицистика. Что бы ни писала «всеядная» Марина, будь то сказка, стихотворение, повесть, рассказ, роман или пьеса, все детища её всеобъемлющего таланта так же искромётны и привлекательны, как она сама.


Детский дом

Наталья Андреевна – начинающий педагог. Хотела работать в Москве, а отправляют в область, и вместо французского языка придется преподавать немецкий. Конечно можно отказаться, но тогда остается одна дорога – воспитателем в детский дом. А детский дом – непростое место работы…


Африканский роман

«Когда Лариса выросла, она узнала, что это было ощущение любви. С первым ощущением любви она рассталась у дедушки в деревне, со вторым – в детском саду, с третьим – в школьном дворе… Сколько их было – томительных предчувствий, но – ни одной настоящей любви.».


Лунатика

«Общество лунатиков» – это Общество Вселенского масштаба и такой же секрет, потому что взрослых туда не принимают. Кроме лунатиков есть еще венерики, марсиатики, ураники и все они – мальчишки и девчонки.


Убийство матери

Она не могла отвести глаз от крови, вытекавшей из широкого разреза на шее. Подошла ближе к шее матери и тупым ножом расширила разрез. Она хотела, чтобы была кровь. Ей нужна была материнская кровь, чтобы спастись от ненависти.


Рекомендуем почитать
Мы вдвоем

Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.


Пробуждение

Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.


Без воды

Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.


Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.