Римский трибун - [13]

— Спасибо, сынок, — растроганно сказал Волкано. — Но Рим слишком опасное убежище для таких людей, как я.

— Куда же ты пойдешь теперь?

— Думаю создать скит где-нибудь в глуши. Я знаю в горах одно место. Там есть деревушка в лесных дебрях, куда не всякий доберется.

— Свободной птице в лесу привольней, — согласился Кола. — Только мне будет трудно без твоих советов. В том деле, что я задумал, твой опыт очень бы пригодился.

— Не беспокойся, друг. В трудную минуту можешь рассчитывать на меня.

— Неужели ты не хочешь даже погостить у нас? Поживи хоть немного.

— Ваш дом у всех на виду. Ты теперь папский нотарий. Не забывай, за каждым твоим шагом следят. Первое время надо быть вдвойне осторожным.

— Тогда возьми по крайней мере папский дар. Ведь он получен за твои советы. — Кола достал из-за пояса замшевый кошелек и протянул Волкано.

Тот спокойно отстранил его руку:

— Пускаясь в путь, не следует отягощать карман таким грузом. Не пристало страннику иметь дело с золотом. Это лишь вводит в соблазн ближних.

— Но как я могу отблагодарить тебя?

— Ты уже отблагодарил, — улыбнулся старик. — Разве найти доброго друга стоит меньше, чем получить горсть жалких монет? Пусть деньги его святейшества послужат нашему общему делу. А сейчас я должен идти. Лучше, чтоб меня тут не видели.

Волкано обнял Колу и, простившись с его женой и братом, покинул тратторию.

* * *

На башне Дворца Сенаторов пробило полдень. Кола ди Риенцо собрал разложенные на столе бумаги и запер их в стенной шкаф с резными дубовыми дверцами. Сидевший в другом углу зала писарь городской апостолической камеры, молодой монах-францисканец брат Андреа, вопросительно взглянул на него.

— После обеда не вернетесь?

— У меня дела в городе, — отозвался Кола.

— Что передать, если придут от его преосвященства?

— Скажи, завтра я сам зайду к епископу.

— Напрасно вы затеяли этот скандал в сенате, — отвел глаза францисканец. — Все равно Колонна и Орсини сделают по-своему.

— Пусть делают, зато весь город будет знать, что они грабители.

— Кто же этого не знает, — вздохнул монах. — Когда зерно перевозят на их судах, они дерут за него сколько вздумают.

— Потому что никто не решается сказать им это открыто. Но я молчать не собираюсь. Рим мог бы нанять корабли у генуэзцев. Тогда горожанам не пришлось бы платить за хлеб втридорога.

— Ходят слухи, на заседании тайного совета вы назвали советников капитолийскими собаками, а Колонна и Ор-сини алчными волками?

— Они и есть волки, только сосать кровь из бедного люда им осталось недолго.

— Говорят, один из грандов даже поднял на вас руку?

— Судья ди Нормано дал мне пощечину, — зло сказал Кола. — Они пользуются тем, что я простолюдин и не могу вызывать их на поединок.

Он надвинул на голову капюшон и направился к выходу. Перед портиком Дворца Сенаторов, как обычно, толпились купцы, подмастерья, горожане-просители. Увидев папского нотария, все замолкли и почтительно расступились.

Кола ди Риенцо заметил в глазах людей смущение и сочувствие. Вероятно, недавнее происшествие в зале заседаний уже стало достоянием гласности и обсуждалось по всему городу. Молодой римлянин с горечью подумал о своем бессилии.

Скоро год как он — папский нотарий. Изо дня в день ему приходится оформлять сделки церковной казны, присутствовать в городских коллегиях и в «Совете тринадцати». По должности он поддерживал постоянные сношения с викарием папы, с сенаторами, префектом и другими высшими чиновниками.

Но разве это помогло хоть немного изменить положение в Риме? Разве прекратились грабежи, насилия и бесчинства грандов.

Видно, прав был Волкано. Напрасно терял он время, доказывая и убеждая там, где его не слушали. Лишь те, кто страдал от беззакония и произвола, могли помочь ему навести порядок в родном городе.

* * *

Капитолийская площадь перед Дворцом Сенаторов с раннего утра была полна народа. Изображенная на стене дворца большая яркая картина привлекла сотни горожан и сельских жителей, собравшихся, как обычно, по воскресным дням у городского рынка. На ней было аллегорически представлено плачевное состояние Рима и виновники его несчастий. В центре тонул корабль, на который со всех сторон дули звери.

Люди толпились, дивясь невиданному зрелищу. Острые на язык школяры громко читали надписи под фигурами и объясняли содержание изображенного. Впрочем, и без их помощи смысл рисунков был ясен каждому.

— Рыло-то, рыло у свиньи — совсем как у сенатского судьи ди Нормано! — раздавались в толпе возгласы.

— А дряхлый лев рядом! Эк дует гривастый. То ведь сам старик Стефано Колонна.

— Орсини тоже досталось. Вон их герб на шее у волка. Смотри, как пыжится серый дьявол. Вот-вот лопнет!

— Не терпится бестии потопить корабль.

— Прочти еще, что вещает девушка в белом? — обратился горбатый ткач Симоне к стоявшему впереди рыжему подростку в студенческой куртке.

— Это вера молит всевышнего: «Когда погибнет Рим, что станется со мной!»

— А та красотка на берегу куда зовет? — покачиваясь, показал рукой уже успевший побывать в траттории столяр Паоло Буффа. — До чего хороша, словно живая.

— Сам ты красотка, — весело отозвался рыжеволосый. — То же Италия призывает к единству.