Римские вакации - [97]

— Ладно, пошли на мой корабль.

Мы направились вдоль пристани. Ликторы топали впереди в колонну по два. Легионеры почтительно расступались, пропуская своего военачальника и при том глазея на нас как на занятную экзотику. Мы старались держаться солидно и достойно и, чтоб не отвлекаться по мелочам, разглядывали густо стоявшие разномастные, неуклюжей формы корабли, щедро размалёванные по деревянным бортам яркими разноцветными узорами, отчего посудины походили на пасхальные яйца.

— Триеры и галеоны, — авторитетно заявил Боба, выписывавший как-то один год журнал "Катера и яхты".

Корабли внушали уважение своими размерами, достигая в длину метров до ста, отличались при том не слишком практичными обводами и были обременены множеством декоративных элементов в виде лихо изогнутого носа и не менее вычурной кормы, резьбы на бортах, деревянных скульптур всяческих наяд и тритонов. Некоторые корабли имели на палубе непонятные башенки, похожие на крепостные, какие-то столбы с громоздкими гнёздами наверху и отводными перекладинами как у деревенских "журавлей" и что-то вроде перекидных лестниц, поднятых вертикально вверх и прикреплённых к высоким столбам. В бортах кораблей понизу имелись квадратные отверстия для вёсел, расположенные в два, в три, а то и в четыре яруса. У многих плавсредств впереди торчали тяжёлые брёвна таранов с медными набалдашниками в виде бараньих или кабаньих голов.

Мы подошли к самому большому кораблю, борта которого были облицованы бронзовыми пластинами, и по дощатому трапу поднялись на палубу. Там нас встретил приветствиями капитан корабля — средних лет крепыш с массивной золотой цепью на бычьей шее, называемый по-местному триерархом. Тут же стояли тесной кучкой гражданские лица — по всему рабы Антония. Все они нестройно прокричали здравицу.

Мы подошли к кормовой надстройке размером с пару садовых домиков. На её крышу, огороженную деревянными перильцами, вела узкая лестница. Рядом с надстройкой над палубой натянут был полог из отбеленной парусины, дававший замечательную тень.

Антоний строго посмотрел по сторонам, а затем в сопровождении рабов удалился внутрь надстройки.

Мы свалили своё имущество к стенке, огляделись, походили по кораблю. Сунулись в надстройку, но прямо на входе вилик-баклажан отважно преградил нам путь и твёрдо заявил, что хозяину мешать ни в коем случае нельзя, так как он занимается составлением диспозиций на случай боевых действий, что и подтвердил донёсшийся из глубин помещения заливистый храп.

Мы вышли обратно на палубу. На корабль вовсю грузились преторианцы. Делать было нечего. Дневная жара угнетала. Боба предложил устроить экскурсию в город, но никто его не поддержал. Тем не менее, сидеть сиднем и стоять строем совсем не хотелось. Решили сходить искупаться. Прибрав на всякий случай амуницию, спустились на пристань и прошли в её конец — благоразумно держа путь вверх по течению — там слезли на пологий берег и несколько дальше обнаружили песчаную косу и отмель, где плескались голышом местные дети.

Мы свалили на песок рюкзаки и вооружение, разнагишались и полезли в воду. При виде нас дети поначалу разбежались, но потом, осмелев, стали подбираться поближе, возбуждённо переговариваясь и разглядывая нас из-за всех сил.

Мы вволю побултыхались в хорошо прогретой воде чайного цвета, повалялись на горячем мелком песке. Солнце между тем потихоньку склонялось к горизонту. Мы оделись и вернулись на пристань.

Погрузка на корабли шла своим чередом. По сходням друг за другом топали легионеры, заводили под уздцы нервничавших лошадей и пристраивали их в деревянные загоны, устроенные прямо на палубах. Процессом руководили центурионы, повадками и манерами напоминавшие нахрапистых сержантов. Свои трости они часто и энергично использовали в качестве подкрепляющих аргументов.

Некоторые суда, под завязку загруженные, медленно отчаливали и пристраивались на фарватере, где уже кучковалось немалое количество кораблей. Вместо них пришвартовывались другие.

Мы побродили по пристани и вернулись на свой корабль. Захотелось есть и пить. Вода обнаружилась в дубовой низкой бочке, привязанной канатом к мачте. Насчёт еды было сложнее. Раис пробежался по кораблю, вернулся и с мрачным видом стал жаловаться на то, что никаких кухонь в походе не полагается, а еда выдаётся сухим пайком и состоит из вяленого мяса да сухарей, и что он так не договаривался. Но тут весьма кстати нарисовался раб с известием о том, что Антоний предлагает нам разделить с ним трапезу.

Мы проследовали за рабом в надстройку, где оказалось немало помещений. Нас отвели в самое дальнее и самое просторное. Там было хоть и по-простому, но мило и удобно. Вокруг всё сплошь было деревянным, но из дерева благородного, резного и тщательно отполированного, так что огоньки светильников со слюдяными колпачками многократно отражались в шоколадной глубине стен. У окна, прикрытого решетчатыми ставнями, находилось ложе с высокой спинкой и изогнутыми подлокотниками, заваленное подушками и покрывалами. К нему придвинут был низкий столик на фигурных ножках, на котором разбросаны были круглые кожаные пеналы, восковые таблички и пергаментные свитки.