Римские вакации - [99]

Белесое небо не имело ни одного облачка; солнце жарило немилосердно — на разогретых досках выступали жёлтые капли клейкой смолы. Впрочем, порывы ветра не давали совсем задохнуться от зноя…

Время потянулось нудно и монотонно. Каждая минута казалась долгой и вязкой как та самая смола. Дни походили друг на друга как близнецы. Мы коротали их следующим образом: бродили неприкаянно по ограниченному пространству корабля, валялись в тени навеса, обливались забортной водой, вытащенной при помощи кожаного ведра на верёвке, вяло травили байки, неоднократно уже слышанные, спали или просто дремали. Когда всем вышеперечисленным заниматься становилось уже невмоготу, то тогда просто глазели на блестевшую остро поверхность моря или, по словам Серёги, "зырили в зеницу неба".

Один раз спустились в трюм, бывший аж четырёхъярусным. Каждый ярус посередине заставлен был ящиками, корзинами, мешками, бочками с водой и всяким походным имуществом, а у бортов на скамейках сидели гребцы. Как оказалось, они были вовсе не рабами, а являлись вольнонаёмными. На самом нижнем ярусе на одно весло приходился один человек, на втором снизу два, а на двух верхних ярусах по три гребца — поскольку, чем дальше было от воды, тем вёсла были длиннее и массивней. На основании количества ярусов эрудит Лёлик назвал наш корабль квадриремой, пояснив по ходу, что римские корабли классифицировались по количеству вёсельных рядов.

В борьбе со скукой коллеги иногда проявляли вариации.

Боба с Лёликом смастерили из украденной верёвки и обнаруженной булавки нечто вроде закидушки и пытались устроить рыбную ловлю, но клёва не было, а потом ещё какая-то наглая чайка вырвала у Лёлика прямо из рук солидный кус вяленого мяса, используемого в качестве наживки, да вдобавок предерзко обдала рыбака жидким помётом, после чего Лёлик страшно заругался, в сердцах изломал снасть и побежал выпрашивать у Серёги рогатку.

Джон изводил меня речами на амурные темы, без устали и со смаком вспоминая интимные подробности, уже имевшие место в его биографии, и с надеждою рисуя уж совсем изощрённые картины возможных вариантов своего морального разложения. Стоило мне отделаться от сластолюбца, как подсаживался Раис и начинал жаловаться на сплошную сухомятку, вредную для его нежного желудка.

Питание, действительно, было без горячего, но ели мы с Антонием, а паёк для него был особый: прокопчённая до черноты колбаса, солёные оливки, острый сыр, сушёная рыба, финики, чернослив, орехи, что было несколько разнообразнее рациона рядового состава, состоявшего из сухих пресных лепешек и вяленой баранины. Так же служивым щедро выдавали лук с чесноком, отчего душистые бактерицидные ароматы густой пеленою гуляли по палубе, несмотря на свежий морской ветер, равномерно дувший сзади.

Шли, в основном, под парусом, пользуясь благосклонным ветром, и лишь у островов приходилось поработать и гребцам. При этом острова попадались на пути флотилии часто, как клецки в супе. Вид их рыжих выгоревших склонов со скудной растительностью вызывал уныние и разочарование, и как-то не верилось, что впоследствии некоторые из этих анклавов суши будут расхваливаться назойливой рекламой в качестве оазисов райского наслаждения в смысле упоительного курортного отдохновения.

Ближе к вечеру мы собирались в надстройке, травили байки, разъясняя параллельно Антонию некоторые обычаи нашей Родины, пили вино, обсуждали грядущие сражения. Антоний, в конце концов, оказался парнем достаточно неплохим — свойским и чуждым условностей, поэтому мы выпили с ним брудершафт и стали звать Антошей. Недостатком его была непоколебимая тяга к бахвальству и хвастовству, причем врал он так убедительно, что даже начинал верить сам.

На одной из вечерних посиделок Антоний прочитал нам политинформацию об обстановке в Египте — что дополнило сведения, полученные нами на Римском форуме из подслушанного там разговора.

Началось всё с замечания Раиса о том, что египетских фараонов надо будет примерно наказать за измывательства над простым народом. Антоний удивился и заявил, что фараонов в Египте нет. Раис с пеной у рта стал спорить, доказывая, что в Египте никак не может не быть фараонов, иначе откуда бы взялись всякие мумии и пирамиды Хеопса.

Антоний, не преминув с удовольствием заметить, что куда нам — варварам — знать историю цивилизованной Ойкумены, рассказал следующее.

Фараонов в Египте нет уже целых три века, после того как Великий Александр Египет завоевал и включил в своё царство. После же смерти Александра там стал править его соратник Птолемей Лаг, от которого и идёт нынешняя царская династия Птолемеев. Так что фараонами там уже и не пахнет, но, впрочем, и эллинским духом тоже, а имеется совершенно непотребная смесь того и другого с отчётливой азиатчиной. К тому же сейчас, после смерти Птолемея Авлета, истинного друга Рима, в Египте творится непотребная смута и полные беспорядки: пацан Птолемей Дионис сцепился со своей старшей сестрой Клеопатрой и не хочет допускать её до царского трона, хотя папаша покойный и завещал им править вместе и дружно. Для чего их между собой поженил. Тем более Авлет накатал на эту тему завещание и чин по чину передал его в государственное римское казначейство под покровительство Цезаря, но завещание то захапал Помпей и теперь может его использовать на свою пользу. К тому же за Авлетом остался должок во много миллионов сестерциев, которые сейчас очень не помешали бы для выплаты жалованья солдатам, так что Цезарь приказал не только с Помпеем решить, но и разобраться с местной властью, поскольку власть там нужна Риму лояльная и примерная, а то сейчас в Александрии — столице Египта — полная катавасия: беглых рабов прельщают, давая свободу и приглашая в своё войско, суда купеческие грабят, не хотят долги вертать, да ещё и грозятся великий Рим к себе более не пускать. Так что неизвестно, что нас там ждёт: то ли дело тёмное, то ли великие дела…