Римские вакации - [75]

Определённое волнение наблюдалось на вип-балконе. Имевшиеся там фигурки принялись суетиться, то сбегаясь, то разбегаясь — совсем как воробьи на ветке.

Гладиаторы вели себя благоразумно — в смысле, пассивно, столпившись на противоположной от Серёги стороне арены; к ним сиротливо жались оставшиеся в живых лихоимцы.

А Серёга с молодецким видом сержанта-дембеля, даром что был одет, или, точнее, раздет не по форме, прохаживался по арене, любовно тетешкая в руках шмайссер, и что-то зубоскалисто нам кричал, гримасничая. Мы орали в ответ всякую ерунду, но вряд ли кто-то из нас друг друга слышал.

На арену выскочил служитель. Он что-то сказал гладиаторам, потом помахал рукой лихоимцам, после чего все они вместе торопливо ушли. На арене Большого Цирка в гордом одиночестве остался один лишь Серёга. Впрочем, это одиночество длилось недолго.

На арену выбежало целое львиное семейство. Впереди, мотая гривастой башкой, скакал матёрый самец, в кильватере целеустремлённо следовали две львицы. Подскочив к разделительной стенке, звери остановились, покрутили головами и хором утробно заревели. Трибуны ахнули в предвкушении.

— Ну чо, нам тоже стрелять? — нервно прокричал Раис, наконец-то сменивший топорик на автомат.

— Сам справится! — рявкнул Джон.

Серёга, углядев хищников, попятился к ограде. Львы поначалу покрутились туда-сюда, потом самец встал передними лапами на стенку, увидел Серёгу, грозно зарычал и споро через стенку перелез. Львицы дружно последовали за ним.

Хищники стали медленно приближаться к Серёге. Тот опустился на одно колено и, вскинув автомат, приготовился.

Самец, нехорошо рыкнув и задрав хвост, бросился первым. Хлёстко ударили две очереди; лев вскинулся на задние лапы, грохнулся на бок и замер. Львицы нервно отпрыгнули назад, взволнованно забегали кругами и вдруг рванулись к Серёге одновременно. Серёга с хладнокровной сноровкою профессионального стрелка по тарелочкам завалил их двумя очередями, причём последняя львица ткнулась мордой в песок в каком-то метре от нашего героя. Серёга пружинисто вскочил с колена, поставил ногу на львиную башку и, замолотив себя кулаком в грудь, попытался издать победный вопль Тарзана, но как назло публика вновь бесновато завопила, и нам оставалось лишь оценить по достоинству то, насколько широко Серёга может разевать рот.

А вопли с трибун уже имели несколько иной оттенок, чем прежде — явственно стали слышаться в них интонации восторга и восхищения, и многие зрители затыкали по местному обычаю большими пальцами в небо, рекомендуя начальству подарить бравому громовержцу полноценную свободу. Но официальные лица, пребывавшие в вип-ложе, решили, видно, не торопиться с поспешными выводами.

После некоторой паузы многозначительно заскрипели самые большие ворота, заставляя трибуны притихнуть испуганно. В тёмной глубине неясно нарисовалась громадная фигура. Повозившись немного, фигура выскочила тяжёлой рысью наружу и оказалась носорогом, по размеру бывшим чуть меньше железнодорожной цистерны. Ни на миг не останавливаясь, носорог стал хаотично скакать по арене, тяжело топоча тумбообразными ногами.

В своих метаниях гигант обогнул разделительную стенку и стал неотвратимо сближаться с Серёгой.

— Готовсь!… — судорожно просипел Джон и взял автомат на изготовку.

Мы сделали то же.

Серёга притаился возле ограды, норовя казаться отсутствующим. Но носорог вдруг затормозил прямо напротив Серёги, шумно засопел, принюхиваясь, закосил налитым кровью глазом и стал медленно разворачиваться, нацеливаясь рогом на подвернувшуюся мишень. Рог внушал уважение — был он почти что в Серёгин рост и поблескивал хищно как хорошо отточенная сабля, покрытая для особого шика чёрным китайским лаком.

Зверь противно замычал и попятился назад, готовя место для разбега. Серёга заметно занервничал и попытался в носорога как следует пульнуть, но то ли затвор заело у изделия немецких оружейников, то патроны кончились, только из всей стрельбы получилась лишь одна захлебнувшаяся очередь, подстегнувшая зверюгу почище кнута.

Носорог подпрыгнул, наклонил башку к земле и, свирепо фырча, на всех парах понёсся на Серёгу.

— А-а-а!… — кто-то из коллег заорал истерически, и тут же началась оглушительная пальба из всех видов нашего арсенала, в которой среди сухой трескотни автоматов солидно выделялся басовитый грохот Бобиного пулемёта. Кисло завоняло сгоревшим порохом, заложило уши; зрители в панике хлынули прочь от нас. А носорог лишь слегка умерил под свинцовым градом свой пыл и продолжал нестись вперёд, приноравливаясь нанизать нашего друга на рог как мотылька на булавку.

Серёга отшвырнул прочь шмайссер, с ловкостью обезьяны влетел на самую верхушку ограды, и тут же в эту самую ограду со всего маху врезался обезумевший зверь.

От могучего удара Серёга кубарем слетел вниз, прямо на спину носорогу, распластался там, вцепившись в толстые складки грубой шкуры и раскорячив шпагатно ноги в безуспешной попытке оседлать зверюгу по всем правилам верховой езды. Но это уже было излишне, так как носорог, дёрнувшись пару раз, осел на передние ноги, нелепо задрав башку из-за застрявшего в изуродованной ограде рога, и мирно затих.