Римские вакации - [19]

Римлянин, узрев вполне солидное количество монет, шумно сглотнул, весело нам улыбнулся, захлопал из-за всех сил в ладоши и заливисто заголосил:

— Эй, фирменного моего сюда! Бегом!…

Появился хромой хмурый мужик в бронзовом ошейнике с двумя примерно так пятилитровыми амфорами, обильно покрытыми пылью. Он поставил амфоры перед соперниками, ловко их откупорил, содрав смоляные печати каменным ногтём, наполнил чаши вязкой как мёд багровой до черноты жидкостью.

— Это самое крепкое вино во всей Италике, а, может, и в мире, — важно заявил хозяин. — Сто лет выдержки. Сенат даже издал эдикт, запрещающий пить его неразбавленным.

— Ого! — Серёга уважительно заглянул в чашу, шумно выдохнул и изящным движением с аппетитным бульканьем нарушил волю Сената.

Толстяк изумлённо подался вперёд и болезненно скривился.

— Это что ж такое?! — возмущенно воскликнул Серёга. — Да где ж тут градусы, ась? Кефир и то крепче!

— Не знаю, не пил… — пролепетал враз поскучневший римлянин, доселе, видно не сталкивавшийся с закаленными бойцами ликёроводочного фронта, а потом добавил с надеждою: — А, может, отложим? Я ведь понимаю, вы с дороги притомились…

— Ну уж нет! Продолжим, а то чавой-то меня сухотка замучила! — отрезал Серёга, цапнул амфору и накрепко присосался к горлышку.

В наступившей тишине слышны были только могучие глотки, перемежавшиеся сочным бульканьем, да ещё и прикорнувший от чрезмерной сытости Раис стал пускать из-под каски совсем уж бессовестные рулады. Амфора в руках Серёги медленно, но верно вздымалась вверх дном, пока не достигла критического пика — последним лихим глотком Серёга втянул остатки и с молодецкой удалью хрястнул сосудом об пол, отчего хозяин подпрыгнул и схватился за сердце.

— Ну так, папаша, твой черёд!… — Серёга недобро взглянул на съежившегося бедолагу.

Тот, светясь малиновой блямбой носа на залитой мучнистой бледностью физиономии, неуверенно оглянулся, дрожавшей рукой вытер испарину с лысины, потом, кривясь и вздрагивая, с поспешностью, с которой входят на эшафот, взял свою амфору и принялся из неё пить, давясь и пуская пузыри. Но, разумеется, куда было этому изнеженному предку, в жизни своей не пившему ничего крепче перебродившего виноградного сока, до закалённого потомка, не раз баловавшегося чистым спиртом. С мутным взором толстяк отвалился от и вполовину не опустевшего сосуда и заплетавшимся языком страдальчески промямлил:

— Клянусь богами, я бедный несчастный человек… не могу больше… Болен очень и бесповоротно… И нет денег, клянусь Меркурием…

— Ты, давай, плати! — скандально закричал Лёлик — Нечего тут прикидываться!…

— Подожди наезжать, — осадил скандалиста Джон. — Слышь, почтенный, — обратился он к охавшему хозяину: — Деньги свои можешь себе оставить, — потом стеснительно покашлял и с надеждой спросил: — У тебя рабыни есть?

— Рабыни?… — удивлённо переспросил римлянин. — Как же без рабынь?… Есть…

— Ну так ты нам их предоставь в наше распоряжение, — вкрадчиво предложил Джон. — А мы тебе долг простим.

— Рабыни дорого стоят… — насупился хозяин.

— Так нам не насовсем, нам до утра, — объяснил Джон с интонацией учителя младших классов.

Римлянин, наконец, понял всю выгоду предлагаемого компромисса и, воспрянув духом, закричал:

— Ну конечно! Для вас всё, что угодно! — и хлопнул в ладоши три раза.

Появился негр, дебелый, словно заслуженная работница общепита.

— Мой управляющий, — отрекомендовал хозяин и приказал: — Давай рабынь сюда…

Негр подумал и озадаченно спросил:

— Всех, что ли?

— Всех, всех давай! — требовательно закричал Лёлик. — И чтоб не вздумали прятать!

— Нет, всех не надо! — заторопился поправить Джон. — Слышь, любезный, — обратился он к негру, — вон ту… — Джон кисло скривился и помахал рукою замысловато, — с умывальником, не надо.

Негр оглядел нас подозрительно, пожевал вывернутыми губищами как недовольный верблюд и ушёл.

— Ох, сейчас и поозоруем тычинками! — сладострастно потёр руками Джон.

— Чего? — не понял столь тонкой метафоры Боба.

— Я говорю, сейчас побалуемся с девочками методом тыка! — разъяснил наш селадон и женолюб.

— А? Что? Где девочки?!… — подпрыгнул мигом пробудившийся Раис.

— Спи, малыш, тебе приснилось, — ласково, словно сказочник из радио, произнёс Джон.

— Ты меня не путай, — хмуро буркнул Раис и стал протирать кулаками глаза.

Послышался нестройный топот. Коллеги горящими взорами уставились на дверной проём, прикрытый занавесями. Но это были не искомые девочки. Гурьбой вошли прислужники-отроки, споро подхватили хозяина под всевозможные микитки и как муравьи потащили его в глубь дома. Мы остались одни.

— Однако, чего-то не идут, — нервно бросил Лёлик, вскочил с ложа и начал ходить кругами.

Раис также встал, зачем-то нахлобучил свою блестящую каску, подошёл к столу, покопался в вазе с фруктами и стал чавкать грушей.

— Вот проглот! — бросил в его сторону Лёлик. — Тут, понимаешь, момент лирический, а этому всё бы брюхо набить.

— Одно другому не мешает, — примирительно произнес Боба.

Раис презрительно посмотрел на Лёлика и невзначай запустил в него огрызком.

Снова послышался за дверью шум шагов.

— Идут… — с придыханием предположил раскрасневшийся Джон и начал жмуриться сладко как кот, подбирающийся к кринке со сметаной.