Римские вакации - [103]

— Давай, туда вон, ко дворцу приставай, — велел Антоний. — Да просигналь на корабли: всем здесь разгружаться!

Триерарх стукнул себя кулаком в грудь и убежал на мостик. Наш флагман стал медленно поворачиваться, чтобы подойти к пристани боком.

Аборигены на площади так были заняты своими базарными делами, что совсем не обращали на нас внимания. Что, по меньшей мере, было странно.

Ворота во дворце медленно отворились; наружу выбрался немалый коллектив пёстро одетых людей. Они быстро организовались наверху лестницы. Впереди поставили то ли стул, то ли кресло. Туда уселся некто тучный в ярких одеждах. Рядом пристроились негры с опахалами. Остальные встали полукругом на заднем плане.

— Однако официальная встреча… — пробормотал Джон.

Лёлик навёл на встречавший коллектив бинокль и пробормотал:

— Ишь ты, а в кресле-то царь жирняй какой!… Даже Раису далеко…

— Это не царь, — сказал квестор. — Царь ещё пацан совсем. Это, наверное, главный министр, евнух Пофин.

— А чего царя нет? — удивился Раис.

— Не уважают… — меланхолично сказал Серёга и пощёлкал затвором.

Антоний поморщился и поджал губы.

Квадрирема медленно, но верно подходила к пристани. Вёсла молотили по воде вроде бы вразнобой, но с нужным эффектом, и вскоре судно со стуком притёрлось боком к каменной стенке. Тут же на причал спрыгнули матросы, стали принимать канаты, привязывать их к низким квадратным столбам. Спустили сходни.

На палубе появились ликторы, выстроились в церемониальном порядке, вскинув на плечи свои топоры в хворосте. Антоний приосанился, выдвинул вперёд челюсть и прошёл к ликторам. За ним попытались пристроиться оживлённые юные адъютанты-контуберналы, но мы их оттеснили назад.

Четыре преторианских трубача попытались грянуть торжественно; ликторы, в ногу топая, спустились по сходням на землю суверенного Египта. Следом, выпятив грудь как племенной индюк, держась правой рукой за рукоять меча, а левой отмахивая резко, сошёл Антоний. За ним на желанную твердь устремились и мы, напоминая своей амуницией и нервно-приподнятым настроением начинающих челноков-мешочников, впервые высаживающихся в изобильной товарами Туретчине.

Вся наша компания: ликторы, по-странному вскидывавшие ноги, Антоний, мы и адъютанты в арьергарде — под продолжавшиеся заунывные вопли труб — начали движение по площади. Но тут толпившиеся у торговых рядов аборигены, почему-то бывшие все мужского пола, до того издали смотревшие на наше прибытие, вдруг как по команде гневно завопили, бросились к нам, окружили. Кое-где хищно блеснул боевой металл. Наша процессия остановилась. Адъютанты как-то по-особому ловко испарились, словно их и не было.

— Заговор, это заговор… — панически забормотал Лёлик, прячась за Серёгу.

Оказавшийся рядом квестор, боязливо ёжась, торопливой скороговоркой сообщил Антонию:

— Негодуют… Не нравится, что ликторы идут. Кричат, что это унижает величие их царя.

Антоний набычился и чуть ли не выкрикнул:

— Нельзя без ликторов! Это умаление почёта и уважения меня как лица официального, а значит и всего Рима!

— А безопасность тебя не волнует? — строго спросил Джон.

Антоний нервно почесался и согласился:

— Безопасность меня волнует.

— Ну так а кто за двумя зайцами погонится, — доходчиво пояснил Джон, — тот от медведя звездюлей получит.

— Точняк! Главное, звездюлей не отхватить, — рассудительно сказал Серёга, держа автомат наизготовку.

— А почёт и уважение дело наживное, — продолжил Джон и посоветовал дельно: — Так что давай-ка вместо ликторов преторианцев выдвини.

Антоний состроил диковатую гримасу, помотал головой, но нужный приказ отдал.

Ликторы с готовностью ретировались на судно. Вместо них появились преторианцы, сноровисто выстроились коробочкой, стали пихать щитами зарвавшихся аборигенов не хуже ОМОНа. Те резко умерили свой пыл, опасливо отшатнулись, стали расходиться, освобождая проход.

— Так-то лучше, — с удовлетворением сказал Джон и утёр пот со лба.

Наша делегация пошла дальше. Вскоре мы приблизились к лестнице. Антоний приказал преторианцам остановиться и прикрывать тылы, а нас позвал с собой. Мы начали медленно по лестнице подниматься. Встречавшие и не думали спускаться к нам навстречу. Жирный евнух с сонным видом сидел в кресле. Два губастых негра в жёлтых юбках мерно обмахивали его опахалами из павлиньих перьев. Сзади стояли придворные в разноцветных одеждах, сверкая золотыми украшениями.

Антоний всё замедлял шаг и замедлял, а потом стал истерично бормотать:

— Сволочь жирная!… Расселся… Если при мне не встанет, я его проткну!…

— Точно! — понял по-своему Серёга. — Сделаем из него петуха проткнутого!

Мы поднялись на площадку перед последним пролётом. Здесь Антоний совсем остановился, тяжело дыша как взбудораженный бык. Египтяне хранили снисходительное молчание, смотря на нас сверху вниз. Евнух в своём кресле даже и не шевелился. Повисла тяжёлая пауза. Антоний наливался кровью, отчего начал напоминать перезрелый помидор.

Серёга глумливо хехекнул и лёгкими скачками, которые совсем не вязались с его неуклюжими кирзачами, взбежал наверх. Египтяне недоумённо уставились на него. А наш непосредственный друг оглядел со всех сторон сидевшего кулём евнуха, скорчил ему рожу, показал блатную козу, а затем, заглянув театрально сбоку как бы под необъятный зад, искренне удивился: