Римская Галлия - [48]

.

Зная это, трудно было бы объяснить себе, как могли тридцать легионов, из которых составлялась армия империи, принуждать к послушанию сто миллионов душ ее населения.

Надобно кроме того отметить, что войско было именно наименее послушною частью подданных императоров: почти все восстания, которые происходили внутри империи, поднимались легионами; таким образом, правило повиновения исходило не от армии.

Римским императорам приписывали очень ловкую политику именно в деле установления чрезвычайно искусной администрации. Но когда рассматриваешь этот вопрос вблизи, приходится, наоборот, удивляться тому, как мало им стоило усилий утверждение государственной власти, самой абсолютной и в то же время самой прочной из всех, какие видела Европа во все периоды ее истории. Количество имперских чиновников в первые века было в высшей степени незначительно; даже в последние оно далеко не приближалось к той громадной массе должностного персонала, какую современные государства считают необходимою для своей охраны. Императорская власть не посылала своего представителя во всякое селение. Она не назначала множества судей и сборщиков податей и оставила вне круга своей деятельности бесконечное множество функций. Она даже не брала на себя все заботы полицейской охраны. Еще менее считала она нужным для управления обществом руководить воспитанием юношества. Она не назначала членов различных жреческих коллегий в провинциях. Все средства, к которым прибегают современные государства, чтобы поддерживать авторитет правительства, были незнакомы Римской империи, и они оказывались для нее излишними.

Следует, стало быть, принять как историческую истину, что люди того времени любили монархию. Если мы будем пытаться отдать себе отчет в природе этого чувства, мы заметим прежде всего, что оно не проистекало из какого-нибудь теоретического основания или рационального принципа. Эти люди не имели никакого понятия о догмате божественного права государей. Языческая религия никогда не учила, что боги предпочитают монархический порядок республиканскому; христианство также этого не проповедовало; оно предписывало повиновение императорам лишь как акт покорности вообще и рекомендовало по отношению к ним скорее равнодушие, чем преданность. Стало быть, подчинение людей обусловливалось тут не идеею высшего долга. Они любили империю потому, что чувствовали в том пользу и выгоду; они не спрашивали себя, являлся ли этот порядок хорошим или худым в нравственном отношении, соответствовал ли он или нет требованиям разума; им было достаточно того, что он удовлетворял совокупности их интересов.

Тaцит в начале своих «Анналов» перечисляет различные мотивы, побудившие все классы римского общества, в том числе и аристократию, признать императорский переворот[518]; затем он прибавляет: «Что касается провинций, то им далеко не было неприятно утверждение нового порядка вещей; они хорошо знали тяжесть правления сената и народа, проистекавшую от соперничества между знатными и корыстолюбия наместников; законы республики никогда не оберегали их, ибо они были слабы против насилия, интриги и золота»[519]. Такова была настоящая причина привязанности населения к империи. Оно рассудило, что власть одного лица будет менее тягостна, чем господство нескольких, и что личные права будут лучше обеспечиваться монархией, чем они охранялись республиканским правительством. Много фактов и рассказов подтверждают, что народы рассматривали императора как защитника и опору, что они обращались к нему с своими желаниями, считали себя обязанными ему своим благополучием или по крайней мере уменьшением своих бедствий.

Кто вчитается в надписи, тот увидит, что чувство, которое они обнаруживают, всегда оказывается благодарностью за удовлетворенные потребности. Император именуется в них «всеобщим миротворцем», «хранителем человеческого рода», «оберегателем безопасности всех». Он – «покровитель и отец народов», «их надежда и спасение». Его просят об исцелении несчастий человечества. К нему обращаются с признательностью за все блага, которыми пользуются. В истории человечества мы находим немного примеров государственного порядка, который просуществовал бы пять веков, как Римская империя; мы встречаем очень немного таких, которые так мало, как она, оспаривались и так редко возбуждали против себя борьбу; мы совсем не знаем ни одного, который так долго и безраздельно получал бы одобрение со стороны народов, которыми он управлял[520].

Мнения людей по политическим вопросам очень изменчивы. Бывают эпохи, когда народ увлекается общим стремлением самостоятельно управлять своими судьбами; но бывают и другие, когда единственное его желание – быть управляемым. И то и другое состояние умов может вызывать одинаково сильное одушевление. В большинстве случаев народ любит новое пропорционально тому, насколько сильна его ненависть к прошлому. В ту эпоху, которая нас занимает, прошлым, тем, что можно назвать «старым порядком» в римском мире, было республиканское управление. В Италии и Греции, в Галлии и Испании люди жили под этими учреждениями в продолжение нескольких веков. В конце концов они пришли к тому, что стали их ненавидеть: их интересы, мнения, чувства отделились от республики, и они захотели от нее освободиться. Они упрекали республику в том, что она содействовала образованию и усилению аристократии утеснителей, что она под лживою личиною политической свободы давила свободу индивидуальную, порождала всюду раздоры и междоусобия, наполняла людское существование распрями и страстями. Все были охвачены отвращением к этим порядкам, все хотели нового, который даровал бы больше безопасности, свободы, возможности труда и счастья