Рик: Прогулка в небесах - [19]

  Довольный: - Румяный, а ты в курсе, что мы тебя обманываем?

  Румяный (спокойно): - Ну и что?

  Довольный: - А то, что это у нас вроде соревнования: кто круче тебя надует.

  Румяный (накаляясь, злобно): - Я сам участвую в этой игре, и, как мне кажется, успешно. Могу привести примеры нескольких удачных союзов и назвать имена оконфузившихся оппонентов, - он исподлобья зыркнул по сторонам, сквозь губы стали проявляться крупные жёлтые зубы, что очень напоминало очаровательную конскую улыбку. Хотя до ржания было далеко.

  Довольный: - Все твои оппоненты в курсе, ибо каждый твой новый союзник делился информацией с нами - и, естественно, твоими новыми соперниками. А вместе мы выбирали стратегию и тихо умилялись твоей бесконечной изворотливости и сволочности...

  И тут понеслось. Посредине помещения произошло столкновение двух туш. Встреча паровоза с баржей. Ну и что, что одно - водоплавающее, а другое - рельсоходящее. Зато очень громко. С довольным хаканьем заработали кулаки. Пена так и собиралась у ртов, знаменуя верблюжий синдром, и мешая прицельно посылать слова, отчего на ум приходила утомительная очередь к логопеду.

  С пронзительным кличем в бой бросился Медный. За ним винтился в битву юркий Бурый, азартно поцокивая зубами. Чернявый вскочил на стол и запрыгнул на спину Румяному, обхватив руками за шею, и погрузил челюсти тому в ухо. Раздался истошный вопль, и необъезженный конь упал на спину, желая всей массой растереть неблагодарного наездника в пыль. Но тот вовремя спрыгнул и теперь использовал пузо мустанга вместо батута. Заваленный Румяный с такой интенсивностью заработал конечностями, причём не по копытно - толкательному методу зебры, а наоборот, захватывая всё попадающееся в радиусе действия, как комбайн. В итоге образовалась удивительная "куча мала". Сверху на неё водрузился Русый, обтекая выпуклости и гася любые попытки воздействовать на его массу. В общем, как говаривал классик: "Смешались в кучу кони, люди..." Шум стоял неимоверный: похрюкивание, повизгивание, хаканье, муканье, мяуканье, ржанье - короче, шум Ниагарского водопада по сравнению с ним - пивная отрыжка.

  Я стоял в сторонке, зачарованный действом, с открытым ртом, не в силах отвести глаза. М-да, игра удалась.

  Наконец-то стряхнул с себя оцепенение и перевёл взгляд на Дрола. На лице того блуждала странная задумчивая улыбка. И хотя взгляд его был направлен на дерущихся, он вряд ли их замечал - зрачки отрешённо застыли на месте. Он посмотрел на меня.

  - Очень интересная игра, Рик, - отвернулся и уже тихо сам про себя проговорил, впрочем, не сильно скрываясь от меня. - В воспитательных целях заставить передраться собственные недостатки... Оригинально.

  А мне вдруг стало грустно. Я смотрел на этих дюлей и мне было... их жалко. Несчастные рабы своих сладостей - слабостей, которые возвели в норму. Глупость, жадность, амбиции, ложь, лицемерие, тщеславие, алчность.

  Ради лишней копейки, возможности обмануть, возвыситься, прославиться готовы на любую гадость... Не очень-то дюли отличаются от людей...

  А я? Какое я имею право осуждать и укоризненно качать головой? Чем я лучше? Точно такой же ковыряющийся в зубах ассенизатор!

Глава 4.

Доморощенный цезарь и преторианцы.

  В провожатые набился Чернявый. Что ни говори, а потрещать он любил, лихо закручивая сюжеты своих похождений, то бишь выкручивая руки женщинам и прочим лицам противоположного пола одним только взглядом. Глазёнки так масляно и посвёркивали, точно керосиновая лампа, когда отрубили свет, а молодёжь наконец-то дождалась "своего лучшего друга", но в темноте не зная, как "это" делать, поспешно ощупывает близлежащее пространство языками... Это ж надо. Перепутать большой палец ноги с носом... В общем, от щекотки ступня рефлекторно дёргается и... появляется тот самый "керосиновый взгляд". Хоть немного, но всё-таки свет.

  - ... глупышка, говорю, любовь - это когда от одного моего вида начинается икота и хочется сходить по маленькой, не сходя с места. Постой, постой! - кричу поспешно - она ж верит каждому моему слову... Вот ты бы поверил?

  Забегает вперёд, кладёт доверительно руку на плечо, заглядывает в глаза, как в том анекдоте про Ленина, жующего бутерброд с икрой и голодного ребёнка. Я согласен с ним, особенно с тем местом, где нужно "писать, не сходя с места", предварительно наподдав хорошенько и сбив с "крана" резьбу. Мы продолжаем двигаться дальше коридором.

  - О, этот незабываемый запах конфуза! Вот он кайф! - блаженно возводит очи вверх. - А она смотрит ожидающе - естественно, налицо признание в любви в своём самом что ни на есть неприкрытом виде. И ждёт ответной реакции. Я как заржу! А что мне оставалось делать? - вопросительно заглядывает в глаза; я неопределённо пожимаю плечами - действительно, делать больше нечего. - Лицо её морщится в попытке изобразить плач, делает шаг назад и... - наступила драматическая пауза, - цепляется за всё то добро, что было навешано на ней - помнишь, я просил обратить внимание на то, как его много. Как на единственной вешалке в гардеробе оперного театра во время очередной презентации. И падает! Ножки очаровательно проносятся у моего лица, значительно поднимаясь над уровнем моря, разлетаются в стороны, открывая мокрые прелести. А после следует звучный шлепок, как кульминационная точка падения. Она ошалело вертит по сторонам головой и произносит... "Ик!" - Чернявый заливается смехом, очередь "Максима" времён гражданской войны по сравнению с которым - неуклюжий танец лебедей. - Ну, как я мог не удовлетворить столь преданную любовь? Разрешил облобызать мне руку...