Риэго - [23]

Места, по которым проходили теперь французские дивизии, подвергались жестокому, опустошительному разгрому. По всяким поводам, а то и по прихоти отдельных командиров предавали огню целые селенья, расстреливали всех подвернувшихся под руку жителей.

Наполеон умышленно давал свободу худшим инстинктам своих солдат. Он считал, что, разнуздав всех «бесов войны», скорей приведет население к покорности.

Варварская жестокость вновь вторгшегося врага не произвела, однако, на испанцев воздействия, которого ждал Наполеон. Он оказался здесь плохим психологом. Бесчинства завоевателя лишь разжигали смертельную ненависть к нему и закаляли волю народа к беспощадной борьбе.

При первой вести о приближении неприятеля жители все поголовно покидали деревни и уходили в горы к герильерам. В опустевших селениях французские мародеры сбивали с дверей замки и засовы и уносили все, что еще оставалось в домах. Добыча была невелика. Испанские крестьяне с поразительным единодушием и решимостью уничтожали все, чего не могли унести с собой. Они хладнокровно сжигали весь урожай хлеба, выливали наземь многолетний запас вина и масла.

Народу, решившемуся на такое отчаянное сопротивление, путь к примирению с насильником был отрезан. Оставалось только прогнать его или погибнуть.

Кулак, обрушенный Наполеоном на Испанию, сокрушал испанские и английские регулярные части. Зарвавшийся в своем движении в глубь Испании английский десантный корпус Джона Мура еле унес ноги. Сульт разбил его, погнал через Леон и Галисию и прижал к морю. Только большое мужество и военный талант Мура спасли его людей. В тяжелом бою у Ла-Коруньи Мур поплатился жизнью за свою отвагу, но все же успел усадить войска на суда.

Испанцы стянули лучшие свои силы к горной цепи Гвадаррама, прикрывающей Мадрид. Сильные отряды заняли перевал Сомосьерру и за возведенными укреплениями стали ждать неприятеля.

Вскоре появились французские полки. Ими командовал сам Наполеон. Императору представлялся случай поразить противника военным своим искусством и дерзостью. Он бросил на узкий укрепленный перевал легкую кавалерию. Это было крайне рискованное, если не сказать безумное, предприятие.

Волны конницы налетали на укрепления и, не выдержав убийственного огня, с большим уроном скатывались вниз. Но рассеянные эскадроны строились вновь и снова шли в атаку. В третий раз, сквозь густую картечь, по трупам товарищей, кавалеристы прорвались к брустверам, перебили стрелков и овладели орудиями. Сопротивление было сломлено.

Операция у Сомосьерры внесла панику в ряды испанцев. Уже через три дня, 4 декабря, французские колонны вновь заняли Мадрид.

* * *

Бонапарт не был бы самим собою, если бы в испанскую кампанию полагался только на силу оружия. Ненасытный завоеватель ни на минуту не забывал о своей роли «преобразователя». Его действия вылились в конце концов в старую, испытанную политику «кнута и пряника». Разгромив регулярные англо-испанские военные силы, терроризовав беспощадными карательными действиями население, он не замедлил налечь на рычаг государственных реформ.

Уже в день своего вступления в Мадрид Бонапарт опубликовал ряд декретов, шедших по пути разрушения старого испанского уклада гораздо дальше, чем Байоннская конституция. В Байонне Наполеон осторожно обхаживал церковников, стремясь привлечь их на свою сторону, — теперь же он убедился, что низшее и среднее духовенство ушло в лагерь врага, стало вдохновителем и нередко вожаком герильи. Ничто уже не мешало обрушить удары закона на «бездельников в рясах». Он хотел наказать и «вероломное» дворянство, успевшее забыть свои торжественные клятвы в Байонне.

Наполеоновские декреты, данные в Мадриде в начале декабря 1808 года, упраздняли инквизицию. Имущество ее подлежало конфискации. Число монастырей сокращалось на одну треть. Все феодальные права, помещичьи суды, всякие сословные ограничения объявлены были упраздненными навеки.

Наполеон обнародовал длинный список прелатов, грандов, членов Совета Кастилии и высших чиновников, повинных в подстрекательстве народа к возмущению, к борьбе против французских оккупантов. Они подвергались изгнанию, заточению и другим карам. В то же время объявлена была амнистия главарям герильи и командирам войск — тем из них, кто сложит немедленно оружие и порвет с англичанами.

* * *

И все же подавляющее большинство испанцев с негодованием отвергло эти реформы, отказываясь принять их из рук насильника и поработителя.

Достойным ответом Бонапарту была оборона Сарагосы, столицы Арагона. Чтобы окинуть взором борьбу за Сарагосу с самого ее начала, следует вернуться несколько- назад к первым дням патриотического движения в стране.

Вспыхнувший 2 мая мятеж в Мадриде послужил для многих других городов Испании сигналом к восстанию против оккупантов. Поднялась и Сарагоса, в которой французского гарнизона тогда еще не было.

Сарагосцы, следуя за двумя вожаками — дядюшкой Иорго и Марино, окружили дворец губернатора с криками: «Да здравствует Фердинанд! Смерть Мюрату! Раскройте арсенал!» Вышедшего на балкон капитан-генерала Гильерми, пытавшегося призвать народ к благоразумию, без дальних слов связали и бросили в тюрьму. Тут же на площади горожане выбрали себе нового военачальника двадцативосьмилетнего Палафокса.