Ричард Львиное Сердце - [96]

Шрифт
Интервал

«Да воскреснет Бог! — восклицает Мило, потрясая пером. — И вот Он воскрес. О, лев на стези! Кто устоит против тебя?»

Ричард загнал Саладина в глубь холмов и еще раз принудил его укрепить сторожевые башни Иерусалима. Но он уже достиг предела своих сил. К нему привязался недуг, и к приливу ярости присоединилось старое точащее отчаяние.

Целую неделю пролежал он в постели и в бреду болтал, не переводя духа, всякий вздор про Жанну и Темную Башню, про поля терновников у Пуатье и Лангедока, про своего брата, красавца Генриха, про Бертрана де Борна и про сокола в Ле-Пюи.

Затем случилось приятное событие. Благородный враг Ричарда, Саладин, услышал про его болезнь и послал брата своего, Сафадина, навестить его. Великого эмира ввели в шатер его великого врага.

— О, Боже христиан! — воскликнул он со слезами. — Какому великому делу Ты дал совершиться! Ты сотворил это зеркало Твоей власти, а затем Сам потемнил его!

Он поцеловал пылавшее чело короля Ричарда, затем выпрямился, глядя в лицо окружающим.

— Говорю вам, государи мои! Во всей нашей стране еще не видано такого царя. Мой брат, султан, готов скорей лишиться Иерусалима, чем дать умереть такому человеку!

При этих словах Ричард открыл глаза.

— Нет, Сафадин! Нет, друг мой! Еще ни смерть, ни Иерусалим не в моей власти. Заключи для меня с братом моим Саладином перемирие на три года, а там я, с Божьей помощью, опять приду сразиться с ним. На этот раз меня больше не хватает.

— Дорогой государь мой1 — спросил Сафадин. — Вы ранены?

— Ранен? — шепотом отвечал король. — Да, ранен в душу и сердце. Больно, ох, как больно, больно!

Преклонив перед ним колена, Сафадин поцеловал его перстень со словами:

— Пусть Бог, которого мы втайне исповедуем оба, Бог всех богов, сотворит тебе на благо, о брат мой!

Так сказал Сафадин, а Ричард улыбнулся ему в ответ и ласково кивнул головой.

Когда мир был заключен, короля перенесли на корабль. Флот отплыл в Акру.

Глава Х

УЗЫ

На другой же день по прибытии в Акру король Ричард послал за своей сестрой Жанной Сицилийской и обратился к ней с такими словами:

— Ну, сестра, скажи мне правду: что произошло при свидании королевы с мадам Анжуйской?

— С мадам Анжуйской?! — вскричала Жанна, которая, как вам известно, была очень умна. — Мне кажется, вы отнимаете этот титул у королевы?

— Я не могу отнять от нее того, что никогда ей не принадлежало, — возразил король Ричард. — Но я могу повторить свой вопрос, если вы не помните его.

— Не надо, государь, — ответила она и рассказала все, что знала, прибавив: — Государь мой и брат мой! Осмелюсь доложить вам: мне кажется, что королева находится в большом горе. Мадам Жанна не заявляла никаких притязаний; надеюсь, я отдаю ей полную справедливость. Но заметьте, ведь и королева также не требовала ничего. Вы сами взяли ее за себя, по своей королевской воле, и она вполне сознавала эту честь. Но вы отняли у нее обратно большую половину того, что дали. Королева любит вас, Ричард! Она теперь самая несчастная дама; но еще есть время поправить беду: пусть она будет для вас королевой-супругой, о брат мой, Ричард, — и все может еще хорошо сложиться. Какая другая причина могла побудить мадам Жанну поступить так? Ведь не любовь же к старику, которого она в глаза не видала?

Чело короля побагровело; но он заговорил обдуманно:

— Никогда не сделаю ее своей женой. Никогда добровольно не пожелаю больше ее видеть. Я прегрешил бы против Бога и против чести, если бы поступил иначе. Я этого не сделаю никогда, никогда! Пусть она возвращается восвояси!

— О, государь, государь! Как же ей это сделать?

— Как ей будет угодно. Со своей стороны я приложу весь почет, какой ей подобает.

— Но, государь, приданое…

— Я верну его все, до последнего гроша.

— Но оскорбление…

— Оскорбление уже нанесено: я хочу избежать большего.

— И это твердое ваше решение, Ричард?

— Бесповоротное.

— Но, государь, она вас любит.

— Напрасно любит!.. Встаньте!

— Молю вас, государь: явите жалость к ней!

— Я глубоко ее жалею. Я, кажется, всегда и всех жалел, с кем только имел дело. Но не хочу видеть вокруг себя особ, достойных жалости! Прощай, сестра. Уйди, не то мне придется жалеть тебя.

Но Жанна продолжала умолять:

— О, государь!..

— Прием окончен! — вымолвил король. Королева Сицилийская встала и простилась с братом. Ричард сдержал свое слово: он никогда больше не видал в глаза Беранжеру за исключением одного раза, и то впоследствии. Он сделал в Сирии все, что оставалось ему делать: закрепил мирный договор с Саладином; присутствовал при выборе Генриха Шампанского и водворил на место Гюя Люзиньяна; распределил кому какие следовали наказания и награды, насколько это было в его власти; наконец, послал обеих королев в сопровождении охраны в Марсель. Затем, спустя два года после того, как вступил в Акру полным надежд победителем, он выехал из нее разбитым. Он брал все города, которые ему приходилось осаждать; он выигрывал каждое из своих сражений. Его побили не неверные, а его же союзники,

Им предстояло еще раз его побить, и даже с помощью других. Небеса, и те были против него. Его преследовали бури с первого же дня, как он пустился в море. Они разлучили его со свитой, они бросали его от одного берега к другому и роковым образом замедляли его путь. Там, на родине, имели время сплотиться его враги — Евстахий де Сен-Поль, Бовэсец, Филипп французский, а позади их всех — Джон Мортен, который подымал небо, землю и их самих, чтобы добиться королевского престола. Но Промысел, как думал Ричард, допустил его в страшную непогодь высадиться в Корсике и там услышать, как обстоят дела в Галлии. Филипп привлек к себе Раймонда Тулузского. Сен-Поль стоял во главе их союзной армии под Марселем, готовый погубить Ричарда. Возвращающемуся королю готова была ловушка.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.