Ричард Длинные Руки — воин Господа - [84]

Юбенгерд сказал несчастным голосом:

– Ваше Величество, я не знаю, зачем вам это надо… но если уж так хочется ковыряться в ране, то нате вам, пожалуйста: в народе говорят, что своим положением вы обязаны только благородству короля Арнольда. И что это не победа ваша, а дар короля Арнольда жадному и завистливому захватчику!..

Конрад потемнел, брови сдвинулись в одну линию, прохрипел тяжело:

– Кто говорит?

– Да теперь уже почти все говорят, – сказал Юбенгерд мстительно. Он посмотрел на палача, пощупал шею, продолжил даже громче и злораднее: – Те, кто молчал, наконец разобрались и заговорили, а те, кто осуждал Арнольда, сейчас уже отпускают шпильки по вашему адресу. Но не надо на это обращать внимания, Ваше Величество! Чернь всегда злословит при виде сильных.

Конрад сел за стол, лицо еще больше постарело и осунулось. Большие руки на столешнице вздрагивали. Кровь с разбитых пальцев капала на выскобленные доски.

– Говори, – велел он угрюмо. – Догадываюсь, что ты хочешь… но говори.

Юбенгерд развел руками:

– Я?.. Может быть, сэр Самадхи?

Угрюмый взор Конрада упал на серого человека. Тот присел, словно его расплющило, развел руками, поклонился:

– Позвольте?

– Позволяю, – буркнул Конрад. Добавил нетерпеливо: – Давай без этих штучек! Говори.

– Надо поймать Арнольда, – сказал серый сэр Самадхи. – Надо привести его сюда в цепях. Пусть народ увидит его с веревкой на шее, а вас – во всем могуществе! И всем все станет ясно. Слухи рассеются, легенды забудутся.

Конрад сказал с безнадежностью в голосе:

– Но где его ловить? Здесь слишком много гор. А горы старые, изрезаны пещерами. Там были выработки, рудники, можно спрятать целую армию.

– Нам не поймать, – признал сэр Самадхи. – Тем более что, если честно…

– Ну?

– Ему будут помогать местные, а нам указывать неверную дорогу.

– Ладно, говори, что ты задумал. Я же вижу.

– Пусть Ваше Величество объявит награду. Большую! Настолько большую, что эта куча золота перевесит преданность бывшему королю. Конечно, люди благородного сословия на подлость не пойдут, но они и так не знают, где прячется Арнольд. Зато простые люди, которые не присягали подобно рыцарям, могут дрогнуть… Для них и одна монета – состояние, а если пообещать сто? Двести?

Конрад сидел как глыба, но в его неподвижности я видел, как накапливается сила. Наконец Конрад, все еще не двигаясь, прорычал:

– Тысячу! Тысячу золотых монет тому, кто отыщет Арнольда и приведет его ко мне!

Юбенгерд сказал осторожно:

– Ваше Величество, простолюдины и за сотню монет перероют всю страну…

– Три тысячи! – воскликнул Конрад в исступлении. – Три тысячи золотых монет и полное освобождение от пошлин на всю жизнь… для него и всего потомства, кто доставит мне беглого короля Арнольда!

Сэр Самадхи бросил торжествующий взгляд на мрачного Юбенгерда, поклонился, отступил.

– Ваше Величество, я сейчас же разошлю во все концы страны герольдов и глашатаев с этой вестью.

Изображение потускнело. Я поднял тяжелую голову, в висках покалывало. Перед глазами некоторое время дрожала пелена, наконец я увидел встревоженные лица Сигизмунда и Гугола.

– За голову Арнольда объявлена награда, – объяснил я торопливо.

– Ого, – сказал Сигизмунд возмущенно. – Да как он посмел?..

– Посмел, посмел. Нам надо успеть добраться до Арнольда, пока не добрались люди Конрада!

Гугол покачал головой.

– Нас трое, – сказал он трезво, – а людей короля Конрада тысячи.

Да, их были тысячи, но у каждого в голове одна мысль, а то и одна извилина, я же за секунду перелопачиваю тысячи мыслей, как скоростной проц, потому заранее отсеивал тупиковые пути, и в конце концов меня направили к старику, который некогда был помощником ловчего самого Арнольда.

В этом селении на окраине обнаружилась застава из двух конных воинов армии Конрада, а в самом селе я видел у коновязи таверны еще с десяток. На меня солдаты смотрели с подозрением, с таким ростом трудно долго оставаться незаметным, я улыбнулся им как можно дружелюбнее, а сам поспешно проехал к указанному дому.

Солнце уже заходило, от домов и заборов побежали длинные тени. Старик сидел на перевернутом корыте, строгал деревянные грабли, перед ним кувыркались двое малышей, а третий, постарше, слушал внимательно.

– Он не был раньше слюнтяем, – убеждал его старик, голова тряслась, руки беспокойно двигались, нож либо упирался в сучок, либо соскальзывал. – Мы с ним охотились на горных львов!.. Однажды он вообще оставил мне свой меч, а сам вошел в пещеру большого горного льва! И вернулся, покрытый ранами, но в обеих руках нес маленьких львят. Об этом тогда еще пели менестрели, ибо никто еще не осмеливался войти в пещеру горного льва даже в полном вооружении… Это был герой!..

– Трус, – возразил подросток упрямо. – Герой должен быть с мечом в руке…

Он говорил быстро, захлебываясь словами, торопясь, глаза сверкали, а пальцы сжимались в кулачки. В этом возрасте еще не пашут, не сеют, так что можно и о Родине поболеть, потом будет некогда. Ловчий умолк, только плямкал беззубым ртом и разводил руками. Похоже, несмотря на возраст, его понятия о героизме не пошли дальше подросткового, возразить неча.

Я зашел со стороны подростков, поинтересовался: