Резиновое солнышко, пластмассовые тучки - [5]

Вполне возможно, что замаскированным богом был Веточкин. Горик, конечно, знал, что встретит его где-то здесь. Минут пятнадцать Горик бродил по залу ожидания и, вяло изображая немого, показывал людям картонку с надписью, выклянчивая у них деньги. Люди даже не читали надпись, они понимали его моментально и либо тут же посылали, либо давали немного мелочи.

— Хоть бы не придуривался, — пристыдил Горика какой-то ветеран всех последних войн в соломенной шляпе, расщедрившись, все же, пять копеек.

— Спасибо, — поблагодарил ветерана немой Горик.

Веточкин появился, когда Горик уже наскреб почти пятьдесят копеек к своим четырем гривнам и присел отдохнуть от праведных трудов. Веточкина и в обычное время трудно было не заметить, но сейчас на него обращали внимание все.

Это был двенадцатилетний парнишка, всегда носивший одно и то же — сиреневые шорты и удивительно чистую белую рубашку, в них заправленную. Рубашку он застегивал на все пуговицы, а ее чистота действительно удивляла, если учесть, что носил он ее каждый день. Как Веточкин одевался зимой Горик не знал. Кроме того, Веточкин всегда таскал с собой длинную ветку неизвестного Горику дерева с одним (лишь одним!) листком на конце, похожим на гибрид клена и лилии. За эту ветку Веточкин и получил свое прозвище. Горик не сомневался, что с этой веткой была связана какая-то трогательная история, способная вдохновить поэта на лирическую балладу. С веточкой Веточкин не расставался никогда; пару раз добрые люди ради эксперимента забирали у него эту ветку и ломали ее — для Веточкина это было ударом. Он ревел, корчился в земле, нападал на обидчиков веточки, которые были намного старше и сильнее его, словом, парень впадал в депрессию. Выходил он из нее лишь когда находил новую ветку с одним листком — абсолютно идентичную прежней. Если Веточкина спрашивали, зачем ему нужна эта флора, он просто игнорировал вопрос, а когда однажды любопытный Горик стал настаивать, щуплый Веточкин разбил Горику губу и прокусил до крови плечо. При том, что Горик был сильнее и крупнее. Короче, ясно было одно: у Веточкина к его веточке прямо-таки материнский инстинкт и лучше его на эту тему не трогать, хоть Горик и был страшно заинтригован. В остальном Веточкин был абсолютно нормальный.

Он шел по залу ожидания, как обычно в белоснежной рубашке, худенький, взлохмаченный, похожий на цыпленка, с веточкой и кульком, в котором звенели пустые бутылки. Горик не сразу понял, что в нем не так, но что-то было. Потом он присмотрелся и офигел — на шее у Веточкина висела тяжелая желтая цепочка, по виду золотая, из тех, что носят новые русские. Кроме того, обут Веточкин был не в сандалии, как обычно, а в черные туфли, по виду дорогие, и размера так сорок четвертого. В них он напоминал уже не цыпленка, а лапчатого гуся. У кого же он это все спер, задумался Горик.

— Привет, — поздоровался Веточкин, подходя.

— Ты что поц? — Сказал Горик вместо приветствия. — Тебя ж мусора примут. Цепь сними.

— Не примут, — ответил Веточкин, но цепочку, все же, снял и спрятал в карман рубашки.

— Золотая?

— А ты думал.

— Ни фига себе. А где взял?

— Где взял, там больше нету, — изрек Веточкин важно, но было видно, что ему не терпится поделиться.

— И туфля оттуда?

— И туфля, — Веточкин помолчал и посмотрел на Горика. — Что с мордой? Опять скины?

— Не, — ответил Горик, сплевывая. — Это отец. Бухой был сильно.

— А…

Они помолчали. Веточкин загадочно улыбнулся и посмотрел в окно.

— Ну, колись давай, — не выдержал Горик.

Веточкин улыбнулся шире и сверкнул глазами.

— Хочешь на трупака посмотреть? — просто спросил он.

— Ты гонишь, — усомнился Горик.

— Кроме шуток. Недалеко.

— Что, в натуре, трупак? Совсем-совсем мертвый?

— Не, знаешь, немножко живой… Ну дает чувак!

— Ну дела! — сказал Горик. — А ты не прикалываешься?

Но он знал, что Веточкин не прикалывается. Откуда бы еще он взял золотую цепь? Горику стало страшно.

— Ты что… — пробормотал он, — снял… с него… с мертвого…

Веточкин кивнул. Было видно, что он чрезвычайно доволен собой.

— Пошли, — сказал Веточкин.

— Ну, пошли, — пролепетал Горик, хотя ему подкатило к горлу. Он боялся всякой нечисти.

И они пошли. У выхода из вокзала к ним пристал цыганчик Петька. Он бежал с ними рядом и тряс Веточкина за руку, в которой тот нес бутылки.

— Веточка, Веточка, дай двадцать копеек, — приставал Петька, звеня бутылками, — дай, а? Веточка, ну дай двадцать копеек…

— Иди в жопу, — отозвался Веточкин.

Но цыганок отстал, лишь когда Горик, не хотевший отвлекаться на мелочи, вручил ему сигарету. Они прошли торгующих всяким хламом бабушек и наткнулись на Зябу — местного бомжа, с которым они вечно дрались из-за территории. Зяба был один, без дружков, поэтому выступать не стал, лишь хмуро на них посмотрел. Когда они шли по перрону к рельсам, им перебежал дорогу черный кот. Горику стало не по себе; к его огромному удивлению, они пролезли под поездом без каких-либо эксцессов, хотя казалось — тот вот-вот тронется.

Искомое место, как Веточкин и обещал, оказалось недалеко. Они прошли пару мусорных свалок, перелезли через бетонный забор, вымазанный сверху засохшим мазутом, вышли на заброшенный кирпичный завод и по его территории пошли к сосновому лесу, в котором Горик никогда не был. Веточкин, без сомнения, знал Брагом и окрестности лучше, чем кто-либо, он бывал на каждой помойке и пожимал лапу каждой городской дворняге, поэтому Горик не удивился, что это именно он нашел труп. Пожалуй, Веточкин мог бы работать в Брагоме гидом-экскурсоводом, но такие маршруты не посещают туристы. Здесь другие театры и другие музеи.