Резидентура. Я служил вместе с Путиным - [24]

– Не бойтесь, потому что, скорее всего, так оно и случится.

– Вы с ума сошли! Ракета должна быть в Берлине не позднее двух часов ночи.

– Не стоит так волноваться. Что-нибудь придумаем.

В 21–30 улетел в Берлин последний борт «Интерфлюга». В эту самую минуту Трошина попросили пройти к машине, ожидавшей у входа в КБ. Ракета уже лежала на заднем сиденье, завернутая в плед «Шустера».

– Мы не стали упаковывать ее, – объяснили Михаилу. – Знаем, что вам дорога каждая минута.

Дальше все шло, как в хорошо смонтированном боевике: автомобиль, выписывающий сумасшедшие виражи между мрачными корпусами гигантского предприятия, погруженного в сон, трава, полегшая от ветра, поднятого винтами вертолета, какие-то люди в комбинезонах, длинная узкая взлетно-посадочная полоса, врезанная в лесной массив, и ровный гул военного транспортника, уносящего Трошина на Запад.

Пригарин встретил его у трапа самолета и отвез на своем «Опеле» в Берлин. В одном из темных переулков они перегрузили ПТУРС в машину «Шустера». В это время часы на башне городской ратуши пробили половину второго.

– У тебя есть еще полчаса, – сказал шеф. – Прощайся с ним, а я подожду за углом.

Трошин протянул «Шустеру» блокнот и ручку.

– Зажги свет в салоне, – попросил он. – А теперь пиши: «Я, такой-то, получил от советской разведки пятнадцать тысяч долларов для вручения военнослужащему армии США…» Как его зовут, твоего негра?

– Бенджамин Франклин Китс. Его назвали так в честь какого-то их президента или ученого. Не знаю точно.

– Хорош Франклин, нечего сказать! Пиши дальше: «Бенджамину Франклину Китсу за передачу советской разведке образца новой военной техники». Распишись и число поставить не забудь… Пересчитай деньги.

– Я тебе верю, Михаэль.

– Деньги пополам поделите?

– Не думаю, что он отдаст мне половину, но на пять тысяч рассчитываю.

– Сукин ты сын. А я-то думал, что ты работаешь на нас из неприязни к янки.

– Неприязнь неприязнью, а денежки денежками.

– Передай своему черному приятелю, что я желаю ему мягкого электрического стула. А тебе вот что скажу: убирайся к чертовой матери и чтоб глаза мои больше никогда тебя не видели. Я сегодня из-за тебя постарел на десять лет и не хочу, чтобы в случае твоего провала, а ты непременно провалишься, все газеты мира писали бы обо мне как о последнем придурке.

– Не надо истерик, Михаэль. Я понимаю, что у тебя был трудный день, но это не повод для разрыва наших отношений. Я приеду на Рождество. Какое будет следующее задание?

– Никакого! Один хрен, ты все сделаешь по-своему.

Трошин выругался, выскочил из машины, громко хлопнул дверцей и пошел прочь.

Добравшись до своей берлинской квартиры, он выпил стакан водки и ничком плюхнулся на кровать. Однако спасительный сон не шел к нему. Он поднялся и выпил еще. Потом распахнул окно и выглянул наружу. Все берлинское небо было расцвечено чудесными сполохами фестивального фейерверка. Ракеты, рассыпаясь на тысячи огней, медленно опадали и гасли в лучах занимающейся утренней зари.

Через пару месяцев к очередной праздничной дате Пригарин получил за операцию «Ракета» орден Красной Звезды. Трошину была объявлена благодарность.

К рассказанному могу лишь добавить, что мой друг Миша Трошин не умер тогда от инфаркта. Видимо, его спасла большая доза водки. Только вот голова у него за одни сутки сделалась из темно-русой не то, чтобы седой, а какой-то сивой.

Но ведь были у разведки и блистательные победы. Были! Еще какие! Однако большинство из них до сих пор за семью печатями секретности, ибо победы эти добыты трудом многих ныне живущих и, несмотря ни на что, не расшифрованных перед иностранными спецслужбами людей. Практика показывает, что тайны разведки перестают быть тайнами где-то по истечении полувекового срока давности. Но и такое бывает далеко не во всех случаях. Существуют тайны «вечные». Они станут доступными историкам дальних грядущих эпох или же навсегда канут в Лету. Впрочем, некоторые успехи нашей и дружественных разведок все-таки стали достоянием гласности. Вспомним хотя бы историю с привлечением к сотрудничеству с нами шефа Ведомства по охране конституции ФРГ (БФФ) доктора Йона, который сдал нам всю агентуру западногерманской контрразведки. Через тридцать лет то же самое проделал начальник контрразведывательного управления БФФ Тидге, который не только сдал агентуру контрразведки, но еще и кое-что от разведки прихватил. Начальник разведки ФРГ был его приятелем. Блестящим успехом разведки ГДР можно считать внедрение в ближайшее окружение канцлера ФРГ офицера МГБ Гюнтера Гийома, ставшего не только личным секретарем, но и интимным другом Вилли Брандта.

Кстати, о Гийоме. Меня познакомили с ним в 80-е годы на одном из приемов в МГБ ГДР. Правда, знакомство наше было шапочным. Даже поговорить толком не удалось. Гийом к тому времени уже давно вернулся в ГДР после отсидки в западногерманской тюрьме, носил звание полковника, а также бороду, которую отпустил, чтобы его не узнавали на улицах и не докучали просьбами об автографах. В свое время он прославился на весь мир фразой, которую сказал сотрудникам контрразведки ФРГ, когда те пришли арестовывать его: «Не бейте меня: я капитан Народной армии ГДР!» Это означало: я не шпион, а разведчик и честно выполнял свой долг. В 70-е годы в Германии рассказывали анекдот, навеянный делом Гийома. Играют две сборные по футболу – ФРГ и ГДР. Игра близится к концу. Судья готов зафиксировать ничейный результат, однако в последнюю минуту капитан сборной ФРГ забивает гол в свои ворота. Команда бросается бить его, но он поднимает руку и говорит: «Не бейте меня: я капитан Народной армии ГДР!»