Резервные возможности организма. Дыхание.Сознание. Мифы и реальность - [7]

В медицине существует «закон парных случаев». Например, аппендикс может находиться не справа, а слева. Появляется человек, у которого сердце располагается не слева, а справа, что бывает в 1 случае из 100 000. Так вот, ровно в течение недели будет наблюдаться такой же случай, из-за чего врачи становятся более осторожными. Этот закон сработал через 5 дней после инцидента, произошедшего со мной в барокамере.

23 марта 1961 г. в той же барокамере на высоте 4–4,5 тыс. м (только в ней было 40 % кислорода) проводился эксперимент с одним из перспективных космонавтов В. Бондаренко. Во время наложения электродов он ваткой со спиртом обработал кожу и случайно бросил ее на работающую электроплиту, на которой разогревалась еда. Мгновенно в барокамере образовался клубок огня, в котором и сгорел Бондаренко. И спасти его было нельзя. Этот случай служил лучшим подтверждением тому, что независимо от обстоятельств атмосфера для человека в космическом корабле должна быть такой, какая она есть на Земле. Кстати, и американцы за это поплатились, потому что вначале на их космических кораблях атмосфера включала 40 % кислорода, в результате чего у них погибли несколько космонавтов, правда в наземных условиях, но не как у нас, находясь в барокамере, а непосредственно в кораблях. Так мы в то время жили и работали, забывая об усталости и полностью отдаваясь тому, что нам было поручено.

И в дальнейшем тема дыхания оставалась моей любимой во взаимосвязи с работой сердца, в чем мне помог разобраться академик В. В. Ларин и мои коллеги: д. м. н. Р. М. Баевский, разработчик баллистокардиографа для оценки работы полостей сердца и их взаимоотношений друг с другом, и X. X. Яруллин — создатель реографа, позволяющего производить оценку состояния сосудов, особенно головного мозга. Но судьба распорядилась иначе: мне было поручено в 1964 г. заниматься разработкой средств и методов оказания медицинской помощи космонавтам при полетах различной продолжительности.

Уже вскоре я понял, что на одних таблетках, которые входили в состав бортовых аптечек космонавтов, далеко не улетишь. В своей докладной записке академику А. В. Лебединскому, в то время директору Института медико-биологических проблем, учитывая перспективу освоения космического пространства, я доказал необходимость проведения комплексных работ, в которых должны принять участие все ведущие учреждения Минздрава и смежных организаций. И это нашло не только понимание, но и появился соответствующий приказ по Минздраву. Подключение к порученной мне работе именитых ученых Института хирургии им. А. В. Вишневского, Центрального института травматологии и ортопедии, многочисленных профильных специалистов: терапевтов, окулистов, ЛОР-специалистов, акушеров-гинекологов, инженеров — потребовало от меня разработки таких специальных требований к профильным задачам, отвечающим условиям космического полета, как портативность, надежность, эффективность, многоплановость и т. п. После разговоров со многими космонавтами я пришел к выводу, что наиболее опасными участками полета являются взлет и посадка космических кораблей, и именно эти участки в экстремальных ситуациях у меня ничем не прикрыты.

Это вскоре подтвердилось при осуществлении новых космических полетов на кораблях серии «Союз». Предполагалось, что в новой программе полетов будут запущены два космических корабля этой серии, а во время полета из одного корабля в другой осуществят переход два космонавта. Таким образом, при взлете первого корабля в нем будет один космонавт, а при приземлении уже три. Предполагалось, что этот полет будет большим достижением советской космонавтики накануне Международного дня трудящихся

Мая, на празднование которого были приглашены руководители практически всех государств мира. Однако с самого начала полета в космическом корабле, в котором находился В. Комаров, начались неполадки, и было принято решение свернуть программу полета и досрочно посадить корабль. Я был в это время на наземном измерительном пункте в г. Симферополе. Так как я знал хорошо работу «Тралов» — аппаратуры по приему информации с космического корабля, — то решил получать медицинскую информацию с борта сразу на два «Трала». Неполадки в космическом корабле продолжались и дальше. Так, во время спуска корабля не сработала парашютная система, которая обеспечивала его мягкую посадку. Медицинская поисковая служба могла только констатировать смерть В. Комарова. Оказалось, что последняя запись физиологических параметров из трех наземных пунктов, расположенных в районе Тбилиси и Евпатории, была только у меня. Вдруг в зале, где мы работали, появились люди, которые изъяли все пленки с «Трала» и, не объясняя причин, почему нет сообщения о посадке корабля, исчезли. А с другого «Трала» я оторвал несколько метров записей с этой информацией и последнего всплеска зубца электрокардиограммы В. Комарова, что хранится у меня в архиве. После этого полета лишний раз убедился, что в созданной мной системе еще не хватает службы реанимации.

Так как я познакомился в это время с профессором Владимиром Александровичем Неговским, создателем нового направления в медицине (реаниматологии), то в 1968 г. на стол директора Института (в то время В. В. Ларина) лег рапорт о необходимости создания в Институте соответствующей службы. Из-за сложности координации работ со смежными организациями, в том числе и с зарубежными, дирекцией этот вопрос долго не решался. Однако при подготовке к новому полету с тремя космонавтами на борту, учитывая, что космонавты будут без скафандров, я подал соответствующий рапорт уже новому директору Института, академику, генерал-лейтенанту О. Г. Газенко.