Рейс туда и обратно - [90]

Размеренно, плавно, когда танкер всплывал на очередную волну, вздымался залитый луной полубак. Всплескивала у бортов вода, раскачивались над головой и плясали на поверхности океана звезды. Невидимые ночные птицы кружили над танкером и кого-то звали, а может, это были не птицы, а сирены, выныривающие из волн и окликающие моряков птичьими голосами? Дельфин вдруг серебристой торпедой пронесся вдоль правого борта, наверное, он очень долго гнался за танкером, уж очень ему хотелось взглянуть на это одинокое судно, оказавшееся в самой середке океана. Вынырнул, шумно вздохнул, оглядел танкер и, завидя людей на мостике, тоненько свистнул. Потом, легко обогнав танкер, дельфин поплыл впереди судна, вспарывая поверхность океана острым, как нож, спинным плавником.

Какая ночь! Русов и девушка молча глядели в океан, вслушивались в ночные звуки и молчали. Но вот, покосившись на него, девушка слегка кивнула головой, призывая Русова услышать еще нечто такое, чего он раньше не слышал или не видел. Русов вгляделся в волны, прислушался и уловил новые звуки, будто множество маленьких скрипок исполняли какую-то мелодию. Кто это играет? Что за ночной оркестр? «Вода трется о борт судна, — подумал он. — Корпус оброс водорослями и ракушками, вот вода и вибрирует в их створках, колеблется в водорослях». А сам сказал по-английски:

— Это маленькие скрипачи днем спят в якорном ящике, а вот такими лунными ночами устраивают концерты.

— Да-да, — рассеянно проговорила девушка. — Это вы меня спасли?

— Как себя чувствуете? — не ответив на ее вопрос, сам спросил Русов. — Идите-ка спать.

— Т а м я думала, что уже все: смерть.

— Где т а м?

— У острова. Когда яхта врезалась в риф. Видите? — Она приподняла тельняшку: — Все ноги, коленки, бедра — все было в крови...

— А как вас звать?

— Грасинда-Роза-Мария-Виктория. Победоносная.

— И все же, идите спать... победительница, — усмехнулся Русов. — Идемте. Провожу вас в каюту.

— Такая ночь. Жизнь. А вы «в каюту»... И все же, это вы спасли нас? И несли меня, да?

— Да, это я... — сказал Русов, помедлил, поправился: — Да какое это спасение? Подобрали с острова, только и всего. Нес? Нет, не я, а штурман Жора Куликов. Он нес.

— А хотели бы?

— Отчего бы и нет? — проговорил Русов и отодвинулся от девушки, но та вдруг качнулась и упала бы, не подхвати он ее на руки. — Что с вами?

— Старпом, как это понять? — услышал он вдруг голос за своей спиной и медленно обернулся. Жора Куликов стоял перед ним, и лицо у него было растерянным: — Вахта, между прочим, Николай Владимирович... — Он будто задохнулся и, кривя губы в усмешке, продолжил: — Вахта, я говорю, ваша, между прочим, а вы... вы девушек на руках по танкеру таскаете?

— Жора, тут такая история случилась, — пробормотал Русов и попытался опустить девушку на палубу, но та поджала ноги и стиснула ему шею руками. Русов в растерянности замолк. Он глядел в напрягшееся лицо Куликова и вдруг увидел, какое оно у него узкое и совершенно несимпатичное, как смешно торчат у него уши. Прикрикнул: — Да тебе-то какое дело? Шел бы лучше в свою каюту!

— А вы, значит, в свою?! С девчонкой на руках?

— Прочь с дороги, — сказал Русов и шагнул прямо на Жору, но тот не сдвинулся с места, протянул руки и попытался отобрать у Русова девушку. — А ну, убери руки! Еще молоко на губах не обсохло...

— А у вас? — жарко отозвался Жора, тесня Русова и отдирая от него Викторию. — А вам некая, между прочим, влага в башку ударила? Вахта, между прочим, ваша...

— Убери, говорю, руки.

— Да отпустите вы ее. Старпом, я сейчас капитана позову, слышите?

— Кха! Что же это тут такое? — послышался скрипучий голос кока, и Русов краем глаза увидел, как на мостик поднимаются кок Федор Петрович Донин, а за ним, лаково сияя плешью, боцман. — Глянь-ка, Дмитрич, мы дрыхнем, а штурмана тут девчонку бразилянскую таскають да тискають. А мы бы тоже не против, а, боцман?

— Мужики! Он ее к себе в каюту утащить хотел! — воскликнул Жора. — Хорошо, что я... А ведь это я ее по острову тащил, а он...

— Послушай! — Он тронул девушку за плечо: — Это я, я тебя спас!

Виктория взглянула в его лицо, потянулась к Жоре, и тот подхватил ее, повернулся к трапу, но возле него, будто вросли в палубу кок и боцман.

— А ну пропустите.

— Ишь какой быстрый, — сердито проворчал боцман и погладил девушку по голове своей широкой, тяжелой ладонью. — Ишь какой...

— Быстрый! — визгливо выкрикнул кок. — Мы, значит, рядовые, уродуемся у печей электрических, значит, пекемся, а командиры по ночам девок щупають, по своим, значит, каютам растаскивають? Дай я, Дмитрич, я ее снесу в госпитальную каюту.

— Нет уж, лучше я ее понесу, а то ты хлипкий, уронишь, — решительно и грозно произнес боцман и буквально вырвал девушку из рук Жоры. — Идем, милая.

— Как это «идем»? — торопливо выкрикнул кок и, приподнявшись на жилистых, тонких ногах, вцепился в рубаху боцмана руками. — Уж если вы все, то и я... я самый честный, семейный!

— Отпрянь, поварешка! — рыкнул на него боцман. — Семейный? Горшки таскай ночные детишков своих. Отпрянь, говорю!

Шумно дыша, боцман и кок толклись возле трапа, рядом стояли, зло поглядывали друг на друга Русов и Жора, а по трапу торопливо поднимался Алексанов и еще какие-то фигуры двигались по ботдеку, раскидывали по палубе длинные черные тени.