Рейс туда и обратно - [85]

— Вот они, — сказал, пролезая вперед, Жора. — Мертвы?

— Да не торопись ты, — удержал его Русов. — Почему мертвы?

На прогнивших, осевших досках пола, на комьях сухих водорослей лежали двое. Русов шагнул, наклонился, махнул рукой Серегину: отойди от окна.

— Мужчина и парнишка, — прошептал за его спиной Жора. — Живы?

— Валька, черт, да отойди же ты от света!

Русов встал на колени, вгляделся в бурое, заросшее черной щетиной лицо пожилого мужчины. Парнишка в изодранных джинсах, с красным платком на шее будто прикорнул рядышком. На голове у него была нахлобучена спортивная, с длинным козырьком кепка, и Русов видел лицо паренька лишь в профиль. Какое-то окровавленное тряпье. Пустая бутыль. Руки у паренька были обмотаны тряпками. Видно, когда мореходы карабкались на скалы, вода отрывала их и вновь бросала на покрытые ракушечником и кораллами камни. На Кубе, где Русову довелось работать почти полтора года, такие камни называются «собачьими зубами».

Парнишка! Русов усмехнулся и потряс мужчину за крутое плечо: жив? Прикоснулся ладонью к лицу мужчины, оно было колючим и теплым: жив. Просто сознание потерял, наверное, от потери крови или голода, жажды.

— Как... они? Что с ними? — жарко выдохнул ему в затылок Жора. — Переверни-ка мальчишку на спину.

Глаза уже пообвыкли, и Русов взял мальчишку за угловатые плечи, повернул на спину, вгляделся в симпатичное, в потеках подсохшей крови, лицо. Холодное, неживое. Русов расстегнул ворот рубахи и сунул руку под рубаху. Распрямился, поглядел на Жору, потом на Вальку Серегина.

— Девушка, — сказал он. — Жорка, флягу.

Сопя, Жора возился с флягой, никак не мог отвинтить пробку, а Русов приподнял девушку и, помедлив немного, стянул с ее головы кепку. Из-под нее высыпались золотисто-белые, а не черные, как ожидал, волосы.

Придерживая голову девушки, он приложил к ее рту флягу, девушка шевельнулась, открыла глаза, жадно прильнула к горлышку. Пила торопливо, вода лилась по ее щекам, шее, стекала за ворот распахнутой рубахи. Жора стоял рядом на коленях, поддерживал девушку.

— А доктор-то наш где? — спросил он.

— Да тут я, — послышался задыхающийся голос Гаванева. — Один из тех мужиков... вдруг повалился. Пока привели в чувство, затащили обоих в шлюпку... Жора, подвинься. — Доктор опустился на колени, раскрыл свой саквояжик, достал бутылку с нашатырным спиртом и ватку. — Ну-ка... девушка? Она-то в порядке, только очень ослабла. Несите ее в шлюпку.

— Коля, дай я.

— Хорошо. Только осторожно.

— А этот совсем плох, — сказал доктор, возя ватой под крупным, шишковатым носом мужчины. — Большая потеря крови. Да и у девчонки тоже, слышишь?

— Слышу, слышу.

Девушка открыла глаза, были они светло-серыми, вздохнула, и голова ее откинулась, тяжело ссыпались волосы.

— Берем мужика, ребята...

Прежде чем покинуть дом, Русов еще раз осмотрел его и на одной из полок обнаружил толстую, в разбухшем от влаги переплете книгу. Поднес ее к окну, раскрыл. Был это своеобразный вахтенный журнал острова. Взглянул на последнюю запись. «Исследовательское судно «Парамарибо», порт приписки Рио-де-Жанейро, посетило остров Святого Павла 12 июня 1962 года». Русов закрыл книгу, положил ее на полку, прикинул, выходило, что последнее судно, если не считать яхты «Эль Бореаль», побывало на этом островке десять лет назад. А вот и Серегин,

— Тимоха! — орал в бухте боцман.

— Удрал? — раздраженно выкрикнул Русов. Мужик-бразилец был весом под центнер, взмокли вчетвером, пока дотащили. — Да помоги же! Говорил, не бери? Говорил?!

— Да я сейчас... минутку-то подождать можем? — растерянно бормотал боцман. Он грузно подбежал, подхватил носилки. Пыхтя, отдуваясь, сопя, они вволокли бразильца в шлюпку и устроили его в носовой части, где уже лежали остальные спасенные яхтсмены. Двое то ли спали или тоже потеряли сознание, а девушка глядела в небо, и по ее серому от истощения лицу скользили тени птиц.

— Так... Осторожно! Хорошо. Док, прикрой их всех одеялом. А это еще что? — Русов окинул взглядом корму. Вдоль двигателя были сложены какие-то бруски, доски, планки. — Дмитрич, очумел совсем? Пока мы бразильца волокли, дрова собирал?

— А я двоих в корыто укладывал. Вместе с Петькой, — сердито ответил боцман. — А потом шлюпку с ним удерживали. Волны закатывались и уволакивали ее, а вы там по острову разгуливали... Тимка-а!! — взревел боцман, приложив ладони ко рту рупором. — Тимошка-аа!

— Шлюпку он удерживал! — выкрикнул Серегин. — Шлюпку?! Старпом, вы только поглядите, что он тут понаделал, пока мы за пострадавшими ходили. — Поднатужившись, Серегин выволок из-под кормовой банки большую корзину, видно, найденную боцманом на берегу, которая была набита усатыми раками-лангустами. — Тут же заповедник!

— Уходим, — сказал Русов. — А ну, толкаем шлюпку.

— Коля, хоть пять минут! — вцепился ему в руку боцман.

— Ни минуты. Скоро начнется прилив, водой затопит всю бухту, размолотит нас о камни. А ну, дружно!

— Тимо-оха! — во всю силу своих голосовых связок прокричал боцман, огляделся, махнул рукой и уперся могучим плечом в форштевень шлюпки. Подкатила волна. Мерзостно скрипела под килем галька... Ага, пошла, пошла! Толкал шлюпку и Русов. И окидывал взглядом скалы: куда же ты подевался, чертов кот? Жаль, но действительно оставаться тут нельзя было ни минуты.