Рейс туда и обратно - [81]

Шум. Смех, веселая толкотня. Все медлили покидать рубку, поглядывали друг на друга, улыбались. Кивнув всем сразу, капитан ушел в штурманскую, склонился над картой, и шум в рубке стих, с лиц соскользнули улыбки, да и до веселья ли, когда танкер идет к рифам острова Святого Павла, на которых, может, из последних сил держатся моряки с бразильской яхты, а танкер «Эльдорадо», проглоченный океаном, все еще медленно опускается в пятикилометровый провал котловины Агульяс?

ОСТРОВ СВЯТОГО ПАВЛА. СПАСЕНИЕ КОМАНДЫ «ЭЛЬ БОРЕАЛЬ»

«Остров Сан-Паулу. Это две группы островов вулканического происхождения высотой около 20 м, круто поднимающихся из воды и видимых в хорошую погоду с 8-9 миль. Острова лишены, растительности, покрыты гуано и имеют беловатый цвет... На вершине большого острова северной группы стоит металлическое сооружение высотой около 6 м — остатки разрушенного маяка... В районе островов воды изобилуют рыбой и крабами, здесь много акул. На островах гнездятся птицы. Пресной воды на островах нет... Предупреждение. В районе островов Сан-Паулу наблюдаются сейсмические толчки, при которых кажется, что судно наскочило на грунт или скалу. (Лоция северо-восточной части Бразилии)

Солнце. Попутный ветерок в три балла. Горбины плавных, медлительных волн, на которые то всплывает танкер, то, догоняя и опережая волну, режет их сияющую, сине-зеленую поверхность. Ярко-синий купол неба упруго выгибается над мачтами судна, над всем этим сверкающим, солнечным миром такой ласковой, мирной сейчас на вид соленой воды. Но впереди высадка на остров Святого Павла, а это не катание на лодочке в парке культуры и отдыха, но зыбь становится все меньше, да теплынь, солнце: в такую отличную погодку есть полнейшая надежда на успех.

Устроившись на верхнем мостике, Русов и Жора Куликов проверяли надувные спасательные жилеты, молчали, поглядывали в океан. Ну вот и все. В порядке жилеты. Жора понес их на ботдек, к шлюпке, а Русов, облокотясь о леера, постоял еще немного, наслаждаясь солнцем, тишиной и покоем.

Остро пахло суриком. За двое минувших суток вся ржавчина с фальшбортов, надстроек и мачт танкера была ободрана, и железо засуричено, и танкер был будто в рыжих заплатах. За двое-трое суток, если погода не изменится, сурик «встанет», как выражался боцман, и тогда можно начать покраску. Что ж, наверняка и в ближайшие несколько суток будет ярко и жарко светить солнце, ведь танкер уже вошел в штилевые, «конские» широты. Когда-то тут, прокаленные солнцем до самых килей, с вялыми, повисшими, как тряпки, парусами, бедствовали корабли, неделями поджидали моряки хоть легкого дуновения, чтобы вырваться из проклятых знойных широт. Бедствовали люди, бедствовали кони, если везли их в трюмах, а такое случалось нередко, бедствовали и гибли от зноя и отсутствия пресной воды. А возле бортов кораблей шныряли акулы, поджидали, когда же очередная конская туша рухнет в теплую воду.

Ах, океан-океан, какой же ты удивительный! Щуря глаза, Русов вглядывался в усыпанную солнечными блестками водную синь и прощал сейчас океану все-все... Однако как там дела у Василия Дмитриевича? Он направился на ботдек, где боцман, матросы и Петя Алексанов готовили к походу спасательную шлюпку. Их было на танкере четыре. Три закрытые, в которых можно идти через горящую на воде нефть, надежные, но страшно неудобные посудины, с узким входом-горловиной и обычная, открытая, с мощным двигателем «Викинг». Боцман кивнул, нахмурил лохматые седые брови, не любил, когда кто-нибудь из начальства проверяет, как он выполняет порученную работу, но Русов сделал вид, что не заметил этих сердито сдвинутых бровей, забрался в шлюпку, где на банке нежился кот Тимоха, и сел, взяв его на руки.

— Чиф, двигунок в порядке. Все проверил, — сказал Петя Алексанов. Он погладил ладонью матово поблескивающий кожух машины. — Как часики, чиф, не беспокойся.

— Я за все должен беспокоиться, — ответил Русов и, присмотревшись, выволок из-под спасательных жилетов короткую толстую палку с гвоздем в виде штыря на конце. Пощупал гвоздь: остро наточен, зазубрен, что наконечник у дротика. — А это еще что?

— Раков-лангустов на острове до черта, — буркнул боцман, отбирая у Русова палку. — Королевская, говорит кок, жратвуха, особливо ежели под соусом из майонеза. Пока то-се, стало быть, глядишь, и насбираю для ужина.

— Люди там бедствуют, а ты! — упрекнул его Русов. — Не видел еще этого орудия Серегин? Не вздумай еще и кота с собой взять!

— А ну все, кто лишний в шлюпке, вылазь! — делая вид, что не слышит слов старпома, строго прикрикнул на матросов боцман. — Петя, к лебедке. Корыто будем за борт вываливать. — Он поглядел на Русова и еще больше сдвинул брови: — Тимоха, брысь на палубу! — Отвернулся, проворчал: — Уж бедному котишке и прогуляться по островку нельзя...

Русов вылез из шлюпки и опустил кота на палубу. Нервно подрыгивая обрубком хвоста, он отошел в сторонку, сел и, щуря желтые хитрющие глаза, внимательно следил за хозяином. Ей-ей, тоже готовился в путешествие!

Распахнулась дверь, ведущая с камбуза на ботдек, выглянула Танюшка, отерла белым передником раскрасневшееся у плиты лицо, окинула веселым взглядом небо, океан, моряков. Чувствовала она себя прекрасно, хоть ребенок, как она, несколько смущаясь, сообщила Русову, уже «топает ножками, ворочается, будто тесно ему»... Да, чувствовала себя Танюшка Конькова великолепно и помогала коку печь «российские-ямщицкие» пирожки с капустой. Да вот и Юрик, покинувший свой убежище, выглядывает из-за спины Тани. Он как тень. Куда она, туда и он. Лицо строгое, тревожное. Посмотрел на шлюпку, на старпома, покачал укоризненно головой и положил Танюшке на плечи руки, повернул ее к себе, захлопнул с лязгом тяжелую железную дверь.