Рейс - [148]
Шел третий час пресс-конференции. Российский президент был в ударе. Несмотря на холодный, отстраненно-безучастный взгляд белесых глаз, у него на все находился остроумный и хлесткий ответ.
Прохоров-Алехин был единственным журналистом, которому разрешалось сидеть с камерой в первом ряду. Он поднял камеру с маленьким объективом, включил ее (теперь он умел делать это профессионально) и, изображая съемку, разглядывал в видоискатель бегающие рыбьи глазки человека, убившего его семью, не вдумываясь в смысл того, что вещал Пухов. За два часа объект успел переместиться от трибуны за стол. Алехин сидел прямо напротив него.
— Fucking bastard, — вымолвила Джейн, не отводя взгляда от экрана. — Go on. Do your fucking thing![106]
У нее больше не было сомнений, что перед ней Алехин. О том, куда делся Прохоров и что с ним случилось, она предпочитала не думать. Ее сейчас волновало только то, что происходит и должно произойти в этом зале.
— Меня тут спросили, возможен ли в России дворцовый переворот, — едва заметно улыбаясь, говорил президент. — Отвечаю. Насчет дворцовых переворотов — успокойтесь: у нас нет дворцов, поэтому и дворцовых переворотов быть не может. — Слова Пухова, как и должно было произойти, вызвали одобрительный смех в зале. — У нас есть официальная резиденция Кремль, она хорошо защищена, и это тоже фактор нашей государственной стабильности. Но стабильность основана не на этом: не может быть никакой более прочной базы, чем поддержка российского народа. Я думаю, что вы не будете со мной спорить и не станете отрицать, что по основным направлениям нашей внешней, да и внутренней политики такая поддержка есть. Почему так происходит? Потому что люди душой и сердцем чувствуют, что мы, и я в частности, действуем в интересах подавляющего большинства граждан Российской Федерации.
Пухов ответил, наконец, и про самолет, сбитый украинскими «террористами» на Донбассе.
— Главный вопрос: почему украинские власти не запретили полеты гражданской авиации над территорией, где бушует гражданская война? — заявил Пухов, вопрошающе воздев открытую ладонь правой руки. — У вас есть ответ на этот вопрос?
Десятки голосов в зале воскликнули «нет!».
— Вот и у меня тоже, — удовлетворенно резюмировал президент.
Пухов подробно ответил еще на пару вопросов о войне в Восточной Украине, где киевская хунта ведет «карательную операцию» против своего народа и где «российских войск не было, нет и быть не может», и об отечественной минеральной воде, которую магазины не хотят продавать, и о крестьянах, которых нужно уважать за то, что они вырастили сто четыре миллиона тонн чего-то зернового. И о пытках, легализованных в США после 11 сентября 2001 года. И о том, что им был «инициирован проект по созданию в нижнем кластере в Имеретинской долине постоянно действующего центра по подготовке школьников по основным зимним видам спорта».
Журналисты готовы были бесконечно задавать вопросы, в том числе и о «нижнем кластере», а Дэвид Саймак уже поглядывал на часы и разочарованно зевал. И только Джейн Эшли, давно переставшая слушать Пухова, самозабвенно продолжала строчить статью о событии, которое еще не случилось, но которое не могло не произойти. Единственное, чего она пока не знала, это как… Но не сомневалась, что у Алехина есть свой план мести, иначе его бы там не было.
Человек без плана, Алехин, давно опустил камеру на колени и старался больше не смотреть на Пухова прямым взглядом, чтобы не совершить бессмысленное и непоправимое. Между тем от нечего делать, «ради спортивного интереса», он давно срисовал всю диспозицию. Объект находится перед ним на расстоянии двух вытянутых рук или одного прыжка. Ближайший охранник на сцене — двенадцать метров. В зале в первом ряду — четыре сидящих охранника. До ближайшего из них дистанция в семь метров.
«Если, конечно, эта брюнетка справа не охрана», — подумал он, краем глаза вновь уловив колыхания высокой груди соседки, ароматной, как парфюмерный отдел шереметьевского Duty Free.
В этот момент Пухов покончил с очередным ответом, и грудь соседки заколыхалась еще сильнее в такт аплодисментам, поддержанным сотнями других журналистов, присутствующих в зале. Ее бэйджик от колыханий в какой-то момент перелетел с правой груди на левую, и Сергей ухватил на нем два слова — крупными буквами Russia Now, и имя Маргарита. Фамилии он не разобрал.
«Так, — заключил Алехин. — Грудастая Маргарита отпадает. Значит, ближайшему в моем ряду охраннику понадобится три секунды, чтобы добраться до меня, учитывая, что он потратит секунду на оценку ситуации и отрыв задницы от стула».
Если бы Алехин был Брюсом Ли или Чаком Норрисом и мог завалить Пухова одним ударом, охрана не успела бы ему помешать. Но он не был ни Брюсом, ни Чаком. Он был Сергеем Алехиным по кличке Бульдог, который по паспорту Юрия Жданова вернулся с войны в Москву, чтобы под именем Сергея Прохорова убить президента Вадима Пухова. Голыми руками.
«Тебе самому не смешно, motherfucker?» — мысленно обратился к себе Алехин.
Внизу громко распахнулись незапертые ворота. Книжник услышал, как по мраморной изогнутой лестнице затопали тяжелые бутсы спецназовцев.
