Рейс - [144]

— Прохор, ты опять датый, что ли, с вечера? — добродушно крикнул стоявший в очереди человека за три сзади дважды Пулитцеровский лауреат Александр Клубничко из «Эй Пи». — Народ тут ваще замерзает из-за тебя!

Алехин не мог рассмотреть бэйджик Клубничко, которого никогда в жизни не видел и который был лучшим другом Прохорова, и просто приветливо помахал тому рукой.

— Сейчас, сейчас, — добродушно ответил за него охранник. — Сергей Владиленович не проснется никак. Да, товарищ журналист?

— Да, да, — поспешно и с натянутой улыбкой забормотал Алехин. — Трудный вечер выдался вчера… A hard day’s night[98]…

— I understand[99], — засмеялся охранник, жестом приглашая любимого журналиста президентской администрации пройти сквозь рамку.

«Твою мать! — думал Алехин, пока ходил взад-вперед через металлодетектор, вытаскивая из карманов один за другим все металлические предметы — телефон, ключи, монеты, и снимая ремень и часы. — Тебя же здесь каждая собака знает! А ты — ее! Имей это в виду, Алехин!»

С паспортом и аккредитацией проблем, слава богу, не было. Что ж, теперь можно и прямиком в сортир.

В туалете все было, как прежде, если не считать шести новых миниатюрных камер, которые снимали заветную кабинку, словно в пип-шоу для особо озабоченных. Но Алехин об этом не подозревал. Как не знал он и о том, что для подстраховки внутри главного зала сразу за дверьми установили еще одну рамку и сканер.

* * *

Пока в штабе операции наверху с десяток глаз следили за всем происходящим на мониторах, за бетонной дверью подвального бомбоубежища на торсе президента Пухова, который при помощи педагога по сценической речи и актера МХАТА имени Чехова Аристарха Злотникова в ритме фокстрота проговаривал туда-обратно скороговорку «Тридцать три корабля лавировали, лавировали, да не вылавировали», два капитана из его личной охраны закрепляли тонкий и легкий, как нижнее белье биатлонистов, отечественный бронежилет из мягкой американской многослойной брони. Жилет назывался Hybrid armor и состоял из трех компонентов: баллистического нейлона, арамидной ткани Dynima и сверхмолекуляного полиэтилена. Похожий жилет, только менее накрученный, когда-то много лет назад спас подполковника Алехина от пули полковника Слуцкого.

Президент скрепя сердце согласился на невидимый под белой рубашкой бронежилет — единственное условие, выдвинутое новым начальником охраны, свежеиспеченным генерал-майором Рыжиковым. Иначе пришлось бы уволить и его.

* * *

Войдя в широкий холл с высоченными потолками, Алехин дождался оператора, который выручил его на рамке, и вернул тому батарейку. Потом хорошенько порылся в сумке, нашел подходящую и вставил в камеру. Оставив по просьбе охраны сумку в гардеробной вместе с курткой и повесив обе камеры на шею, Алехин огляделся и медленным шагом направился в сторону туалета. Он шел, пытаясь включить в себе нюх опера и почувствовать засаду, если она есть. Исключить этого было нельзя. Книжник не единственный фанат «Крестного отца», и какой-нибудь гэбэшный или ментовский генерал мог вполне разделять пристрастия «вора в законе» и его образное мышление. Конечно, вряд ли генерал читал Пьюзо. Но вот кино с Аль Пачино точно мог смотреть. Хоть он и не вор, а генерал.

Активно кучкующиеся недалеко от туалета альфовцы Наконечный и Станкевич с фотокамерами и журналистскими бэйджиками на груди в компании заливающихся смехом во весь голос спецагентов ФСБ, обладательниц черных поясов по тхэквондо и карате Немировской и Прокофьевой с блокнотиками и чашечками с кофе в руках не включили у Алехина сигнала тревоги. Пройдя мимо них, он уступил дорогу седому, пожилому и толстому журналисту и вошел в туалет вслед за ним.

На секунду Алехину показалось, что толстяк намеревается воспользоваться его кабинкой. Это могло отнять слишком много времени, которое в туалете было нечем занять. Разве что помыть над умывальником голову и просушить волосы под сушкой для рук. Но толстяк почему-то передумал и выбрал кабинку слева. Алехин вошел в свою кабинку, повесил обе камеры на крюк на двери за спиной, повернулся и, пока расстегивал и спускал джинсы, увидел, что пленки с двумя точками на крае крышки не было. Ее и след простыл.

Бывший мент моментально сообразил, что ему сейчас просто необходимо пописать, чтобы не вызвать подозрений, если «явка» провалена и за ним наблюдают на мониторах. Если, конечно, пленка не слетела сама собой за неделю, но…

Открывать бачок в любом случае нельзя.

«Разве что есть неистребимое желание сходу получить родаминчика в морду, не говоря уже о том, как дальше будут принимать», — подумал Алехин, который сам за свою ментовскую карьеру не раз нашпиговывал родамином «котлету».

Алехину казалось, что он простоял в кабинке целую вечность, прежде чем у него, слава богу, получилось. В этот момент кто-то нетерпеливо дернул ручку двери, чертыхнулся и пошел дальше вдоль ряда. В соседней кабинке спустили воду, и Алехину на миг представилось, как его самого смывает потоком в ржавую канализационную трубу. И это было бы лучшим исходом сейчас, поскольку сделай он одно неверное движение — и окажется не в конференц-зале ЦМТ, а в лучшем случае — в одиночке Лефортовской тюрьмы. Это в лучшем случае.