Рейс - [116]

Сергею показалось, что, произнеся последнюю фразу, Офтальмолог подмигнул ему мертвым глазом.

Джейн не знала, сколько часов пролежала, распятая на столе. Она уже раз не вытерпела, обмочилась и успела просохнуть. Ее мутило, видимо, от эфира или хлороформа, которым усыпил ее маньяк. Все время кружилась голова, и сердце билось неровно, казалось, прямо в ушах. Раза два или три она теряла сознание. Когда приходила в себя, начинала методично сжимать кисти рук, пытаясь двигать ими во все стороны. Ей показалось, что правая кисть стала будто бы посвободней и поворачивалась в петле уже почти на девяносто градусов. Появилась надежда выбраться. Слабая, но все же.

Придя в себя после очередного обморока, Джейн услышала голоса в соседней комнате. Говорили негромко. Она могла разобрать только отдельные слова. Ее похититель разговаривал с другим мужчиной. Это был последний шанс. Другого не будет. Она пыталась промычать что-то сквозь туго замотанные скотчем губы. Дыхания не хватало. Она почувствовала, что вот-вот снова лишится чувств.

— Сыромятников, ты всегда был таким? — спросил Алехин, которому слова давались все труднее и труднее, а руки почти вылезли из плечевых суставов.

— Нет, не всегда, — лицо Офтальмолога исказилось. — А зачем тебе?

— Просто интересно, — Алехин понял, что нащупал больное место маньяка. — Неужели, как обычно, трудное детство? Семейное насилие? Отец или отчим пьяница и садист? Классика жанра, да?

Алехин понимал, что вызывает огонь на себя, но ему почему-то очень не хотелось сейчас, чтобы маньяк уходил в комнату к той, как он сказал, рыжей девушке.

* * *

У десятилетнего Егора Сыромятникова не было ни отца, ни отчима. Мать, лаборантка в Калининском НИИ тонких химических технологий, развелась с пьяницей мужем еще до рождения мальчика. Отчимом для сына с тех пор не обзавелась, но уже год, как в их квартире появился сожитель. Пока еще без официального статуса. Инженер из того же НИИ Валерий Семенович Лаврушин. Ради Кати, Егоркиной матери, он ушел из семьи, от жены и двух детей, и переселился в их однокомнатную квартирку в «хрущевке» в рабочем районе Твери. Егор ненавидел Валерия Семеныча. Хотя тот не пил, не курил и к Егору относился хорошо, даже ласково называл его Егорушкой или Егорчиком. Пытался с ним играть, уроки помогал делать. Покупал мороженое, в кино их с матерью водил, но…

Во-первых, Егор дико ревновал к нему мать. Во-вторых, просто испытывал к нему какое-то физическое отвращение. Когда Валерий разговаривал, у него отвратительно пахло изо рта, словно внутри что-то гнило. К этому еще примешивался запах его носков и ихтиоловой мази. Оба нижних отсека холодильника теперь под завязку были забиты лекарствами Валерия. Инженер был неизлечимо болен тяжелой формой экземы. Когда у него случалось обострение — довольно часто, — он даже не мог носить верхнюю одежду дома. Шлепал по комнате босиком, в синих семейных трусах, стряхивал сухие чешуйки кожи с рук и ног прямо на пол. При обострении ступни у него покрывались красными, сочащимися сукровицей волдырями.

Валерий с мамой спали на кровати, а Егору пришлось перебраться на диван. Диван был ужасно неудобным. Егор все время боялся, что какая-нибудь острая пружина выскочит наружу и вопьется в него, пока он спит. Поэтому спал он плохо. Его мучили кошмары и мерзкие звуки, доносящиеся с кровати. Он желал Валерию смерти. Он мечтал о том, чтобы на того наехал трамвай или чтобы Валерий умер поскорее от своей болезни. В школьной библиотеке Егор нашел экзему в медицинском справочнике. Оказалось, что недуг хронический (Егор не понимал этого слова), но вовсе не смертельный.

Как-то, возвращаясь с работы, Валерий увидел мальчишек, играющих во дворе в футбол. Среди них был и Егор, который отвернулся и сделал вид, что не видит его. Валерий спросил, не возражают ли они, если он сыграет с ними. Мальчишки постарше согласились. Сказали, что как раз нужен вратарь. Воротами были стволы высоченных тополей. Валерий встал на ворота Егоркиной команды. Сразу пропустил два гола. Неуклюже грохнулся пару раз. Ударился головой о дерево под смех детворы и разбил себе нос. Кровь не останавливалась, и Валерий, подхватив свой драный портфельчик с перемотанной изолентой ручкой, отправился домой, запрокинув голову и придерживая кровавый платок на носу одной рукой. Егору хотелось провалиться сквозь землю.

Однажды в серый осенний день Валерию было так нестерпимо плохо, что он не пошел с мамой на работу, а остался дома и чертил что-то на листах ватмана, разложенных на столе. Он густо намазался своей вонючей мазью, и, придя из школы, Егор расположился на кухне, чтобы перекусить и сделать уроки. Валерий пришел к нему на кухню, сварил пельмени для обоих, быстро съел свою порцию, заварил чай и вернулся в комнату к своим чертежам. Не обращая внимания на холод и дождь, Егор широко распахнул кухонное окно, чтобы не задохнуться от смердящего запаха. Но пельмени в его тарелке все равно пахли Валерием. Давясь от тошноты, Егор спустил остатки в унитаз и принялся пить чай с малиновым вареньем, чтобы отбить запах. Пользуясь отсутствием мамы, он взял десертную ложку вместо чайной.