Рейс 307 - [31]

– Но что вас натолкнуло на эту мысль? – Не успокаивался профессор.

Учительница отодвинулась от стелы и показала Бородину малозаметную надпись, нацарапанную на немецком языке.

– Если я не ошибаюсь, то в переводе с немецкого это будет «выход». – Бородин встал. – Выход?

– Вы не ошибаетесь, профессор, я изучала немецкий.

– Но каким образом?

– Ну, допустим мы и попали то сюда не простым способом, – вступил в их диалог Максим, стало быть, и выбираться придётся необычно. Тем более, что как мы уже поняли, по земле нам не уйти.

– И что вы предлагаете? – Краснолицый не , стесняясь отпил из бутылки коньяка.

– Когда я летел вниз, – признался студент, я почувствовал, что какая-то сила меня поддерживает. Дамочка права. Что-то в этой каменной стреле есть, помимо её странного происхождения.

– И что же станем делать, – не успокаивался бизнесмен. – Сядем в кружок, возьмёмся за ручки и будем хором причитать?

– Ну, зачем же причитать, спокойно начала Настя, – каждому человеку в мире есть в чём покаяться.

– Каждому, говорите? Ну и где же вам, такой молодой или им, – краснолицый показал на студентов, – удалось оп жизни стратить?

– Моя вина в том, что переехав в город, я оставила в деревне мать, одну. Мама просила меня остаться, но я твёрдо решила перебраться в город. Город был далеко от деревни и ездить к маме на выходные я не могла, всё ждала отпуска. Потом у меня появился молодой человек. Отпуск на море пролетел удивительно быстро. В том году к маме я так и не попала, а месяца через три получила от председателя телеграмму – мамы не стало. Мой молодой человек успокаивал меня – мол это жизнь, люди рождаются и умирают… Если бы я не поехала на это море, если бы провела отпуск с мамой – тогда может быть всё бы было иначе.

– Мне тоже есть о чём сожалеть, – вышла вперёд бизнесвумен. Помнишь, Настя, моего мужа Серёгу? Так вот сообщают мне как-то что Серёжа мой в больнице, после серьёзного ДТП, приезжаю, беседую с врачами, а врач меня и спрашивает: а кем вам приходится гражданка такая-то, сидевшая с ним на пассажирском кресле? Когда Сергей пришёл в себя, то не устоял перед моим допросом и признался в своей неверности. Я его бросила тогда, прямо в больнице. Я знала, что он нуждался в моей помощи, и бросила.

Студенты сбились в кучку, из неё вышел один.

– Мы довели преподавателя до инфаркта, невесело продекламировал он и вернулся к собратьям.

– Ну, ладно, – собрался с духом краснолицый и снова отпил коньяк. – Я виновен в гибели ста двадцати человек. Да, да. Нет, вы не подумайте, – я не серийный убийца. Помните мост через Туземь, тот самый, который обрушился? Я был главным прорабом по строительству. Половина моста было уже готово, но мы не укладывались в смету. Вначале выделенных денег хватало с лихвой, но в процессе строительства они, как у нас принято, куда-то подевались. Я получил от начальства не гласное распоряжение достраивать любыми путями. На кону стояла моя должность.

Пришлось сэкономить на цементе и арматуре. Результат вам известен.

В небе продолжали клубиться чёрные тучи, напоминающие огромных змей, связавшихся в клубки, то и дел облизующих землю своими огненными языками.

Из-за кустов вышел, запыхавшийся, второй пилот.

– Всё. Опоздали! Ни лодки, ни людей.

– Если предметы переносятся обратно в то место, откуда прибыли, профессор погладил бороду, то наши друзья, я полагаю, сейчас где-то в 1945 году.

– Так это же Вторая Мировая, – выпалил Живцов.

– Даже если и так, – успокоил Бородин, – опасаться им не чего. Эти подлодки американцы взяли без единого выстрела после капитуляции Японии. Давайте же станем вокруг стелы и попробуем прибегнуть к общему покаянию. Возможно сейчас как раз то, самое время.

Профессор стал лицом к стеле и раскинул встороны руки, приглашая встать в круг. Студенты колебались.

– Не бойтесь показаться глупыми. Когда вы станете взрослее, – толковал Атласный, пробираясь сквозь толпу студентов, – то вы поймёте, что в человеке главное не фасадный блеск, а душевное сияние.

Сказав это, Семён Яковлевич взял за руку профессора, другую же свою руку он протянул учительнице. Ещё совсем недавно такие чужие друг другу люди, такие разные, подходили и брали друг друга за руки в едином порыве. Когда круг был замкнут, из груди каждого из них к верхушке стелы устремились разноцветные лучи, создающие собой причудливую радугу. Каждый чувствовал энергию другого, в тумане вокруг стелы появлялись разные образы и слышались голоса, лишь два человека стоявших в кругу были безучастны.

– А вам, доктор и покаяться не в чем? – Максим презрительно посмотрел на Красовского.

– В чём же мне каяться? Я людям жизни спасаю.

– Мой мальчик лежал у вас в отделении, был первым на донорский орган, который вы отдали другому человеку, по-богаче! Это так вы ему помогли?

Максим схватил атласного за пиджак и стал трясти так, что тот не мог и слова сказать в своё оправдание. Стюардесса подошла и положила руки на плечи Максима. Оставьте его. Не хочет каяться – ему же хуже, останется здесь. Круг замкнулся без врача. Красовсий упал на колени.

– Пожалуйста, я вас умоляю, не оставляйте меня.

– А в чём состоит ваше покаяние? – Спросила вера Максима.