Рейс 307 - [13]
– Что это? – сказал он поднимаясь.
– Где? – спросил механик, сидевший рядом.
– Вон там, – немного взволнованно продолжал Костя, вытянув руку, и направляясь в сторону того, что он увидел.
– Погоди, – остановил его на секунду механик, – я с тобой, – сказал он, одевая, снятую до этого, форменную фуражку.
Стратежник и майор с интересом смотрели в сторону отошедших товарищей.
Шагах, в двадцати от места привала, на земле лежала металлическая конструкция, плоская на вид и с половину хоккейного поля по площади и треугольной формы.
Костя шагнул на край конструкции и подал руку механику.
– Судя по камуфляжному окрасу, – начал он, – это нечто военное.
Он сделал несколько шагов по металлической обшивке.
– Похоже, внутри она полая, – заключил механик, услышав звонкий стук из-под туфель второго пилота.
В центре конструкции выдавались три цилиндра, схожие на «лежачих полицейских». Средний был в два раза длиннее двух других, находящихся по обе стороны от него. Сверху на нём, ближе к краю, механик увидел стеклянный купол. Он поднял голову и ещё раз осмотрел конструкцию целиком.
– Ты знаешь, дружище, – крикнул он второму пилоту, бродившему уже по другую сторону от цилиндров: похоже, это «Стелс» – американский самолёт-невидимка. Только почему то без хвоста.
– Самолёт? – с недоверием переспросил Костя.
– Да. Вот кабина пилотов. А ходишь ты – по крылу.
К тому времени подошли капитан и майор службы безопасности.
Расколин стал на одно колено и, наклонившись, посмотрел под крыло находки.
– Если это и «Стелс», то немецкий, сказал он, не поднимая головы.
На нижней части самолёта, выкрашенной светло-серым цветом, красовалась чёрная свастика.
– Ну и дела, – протянул капитан Боинга, своими глазами увидевший крест на крыле самолёта. Не одних нас, видимо, сюда занесло. Надо идти дальше.
ГЛАВА 11
Два студента исторического факультета прошлись к носу авиалайнера.
– Когда они спустились, то пошли сюда, – сказал Самойлов.
– Это я и сам вижу, – показал Живцов следы на песке. Однако увидев, что «ловить» там нечего, – он демонстративно показал на скалы, они своей, развесёлой компанией, двинули вон туда, – показал он на широкую полосу следов, уходящую вдаль от трапа.
– Тогда пойдёмте туда, мистер Холмс, – подшутил над ним приятель.
– Пойдёмте, дорогой Ватсон, приняв шутку, ответил тот.
Ребята углублялись в чащу лысого леса.
– Это что за, хренов, ботанический сад, – ругался Живцов, спотыкаясь о торчащие коренья.
Песок под ногами закончился, а вместе с ним и следы.
– Куда теперь, мистер Холмс? – спросил его приятель.
– Не знаю. И оставь ты этого Холмса. Пойдём так, чтобы ноги не поломать.
Живцов включил фонарик на своём мобильном.
– Нет сети, зато есть освещение, – сказал он и бодро пошёл вперёд.
Отсутствие сети студенты обнаружили ещё на борту, когда командир, делая объявление о, так называемой, удачной посадке, попросил пройти к нему в кабину тех, у кого есть связь потому, что рация на самолёте вышла из строя. Проверив свои мобильные телефоны, никто из пассажиров в кабину так и не пошёл.
Самойлов немного отстал от приятеля. Он остановился заправить выскочившую из брюк футболку. Живцов медленно удалялся. Видя его спину, Самойлов не торопился и присел завязать шнурки на кроссовках, ослабленные вначале полёта. Справившись со шнурками, он поднял голову. Приятель уже пропал из виду. Самойлов встал и быстрым шагом пошёл догонять Живцова.
Жива! – Хотел было крикнуть он, но оглянувшись вокруг, побоялся обнаружить себя перед кем-нибудь ещё кроме товарища, кто мог бы подкарауливать их в густом тумане.
Сумерки нависали над лысым лесом, туман рваными облаками кружил по округе.
Самойлов ускорил шаг. Тут впереди в прорехе тумана он увидел тёмную, стоящую прямо фигуру.
« Стрёмно одному идти, решил меня дождаться», – мелькнуло в голове у студента.
Он подошёл поближе:
– Ну, ты и ходишь! Еле догнал, – бросил студент, стараясь отдышаться.
Фигура, стоявшая метрах в шести, повернулась и поплыла прямо на студента. Тот, оцепенев от страха, застыл на месте с широко открытыми глазами. Тёмная как тень фигура, приближалась, вытягивая вперёд руки, казалось, что она хочет задушить его. Ближе стало видно, что в руках у неё что-то бьётся. Через секунду показалось искривлённое болью лицо, как будто нарисованное белой дымкой на чёрном фоне. Глазницы его горели голубым свечением. В голове студента послышался оглушительный стук.
Самойлов, закрывшись руками, коротко вскрикнул и зажмурился. Чёрная фигура прошла сквозь него и растворилась в тумане. Стук, раздававшийся в его мозгу стих. Через несколько секунд, после того, как с ним ничего не произошло, он открыл глаза. Вокруг был тот же лысый лес, окутанный рваным туманом.
–«Нет, это всё-таки не страшный сон», – осознал он разочарованно, «и самолёт и этот лес – реальность. А значит и этот призрак тоже. Жуткое местечко. Надо отсюда выбираться, и чем быстрее – тем дальше!»
Самойлов, ускорив шаг, пошёл вперёд. Оглядываясь по сторонам, он торопился догнать своего товарища, как вдруг на него же и наскочил. Живцов сидел на корточках, что-то высматривая впереди.
– Жива! Чёрт! У меня чуть сердце не остановилось! Сперва – убегаешь, потом сидишь, прячешься! Самойлов хоть и струхнул, наткнувшись на приятеля, тем не менее, был рад его встретить.
Причудливый калейдоскоп, все грани которого поворачиваются к читателю под разными углами и в итоге собираются в удивительный роман о памяти, восприятии и цикличности истории. 1988 год. Молодой историк Сол Адлер собирается в ГДР. Незадолго до отъезда на пешеходном переходе Эбби-роуд его едва не сбивает автомобиль. Не придав этому значения, он спешит на встречу со своей подружкой, чтобы воссоздать знаменитый снимок с обложки «Битлз», но несостоявшаяся авария запустит цепочку событий, которым на первый взгляд сложно найти объяснение – они будто противоречат друг другу и происходят не в свое время. Почему подружка Сола так бесцеремонно выставила его за дверь? На самом ли деле его немецкий переводчик – агент Штази или же он сам – жертва слежки? Зачем он носит в пиджаке игрушечный деревянный поезд и при чем тут ананасы?
Горячо влюбленный в природу родного края, Р. Бедичек посвятил эту книгу животному миру жаркого Техаса. Сохраняя сугубо научный подход к изложению любопытных наблюдений, автор не старается «задавить» читателя обилием специальной терминологии, заражает фанатичной преданностью предмету своего внимания, благодаря чему грамотное с научной точки зрения исследование превращается в восторженный гимн природе, его поразительному многообразию, мудрости, обилию тайн и прекрасных открытий.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.