Рэймидж и барабанный бой - [35]

Глухой стук предупредил его, что испанская шлюпка у борта, и он поднялся по трапу к ближайшему орудию. Матросы смотрели на него и усмехнулись.

Он спросил первого попавшегося:

— Как я выгляжу?

— Прекрасно, сэр… гм… Прекрасно, Ник!

— Правильно. Отставить «сэра».

Рэймидж наблюдал, как Саутвик у входного порта встречает испанского офицера, который говорил по-английски и кивнул сочувственно, когда Саутвик объяснил, что капитан умер после тяжелой, но, к счастью, краткой болезни. Штурман казался настолько печальным, что у Рэймиджа возникло странное чувство, будто он и впрямь умер. И чтобы план Джексона исполнился, лейтенант Николас Рэймидж должен был умереть.

Джексон присоединился к нему у карронады и прошептал:

— Вы занесены в судовую роль, сэр: последняя фамилия в списке, переведен в Бастии с «Диадемы». Вы приехали из Нью-Милфорда, Коннектикут. Возраст двадцать пять лет, матрос первого класса. И у вас должно быть это.

Рэймидж взял лист бумаги, развернул его и в слабом утреннем свете увидел, что это типографский бланк с американским орлом наверху: Протекция, которую имеют большинство американских моряков (и многие британцы тоже, так как фальшивые можно купить без особого труда). Он смог только разобрать вписанное от руки имя человека, которому предположительно была выдана Протекция: «Николас Гилрой» — и спросил Джексона:

— Ты не оставил перо со следами чернил, надеюсь?

— Нет — я использовал перо мистера Саутвика и вытер его насухо.

Глава одиннадцатая

Согнанные в трюм испанского фрегата, кэтлинцы стояли группой, окруженной испанскими моряками и солдатами, вооруженными мушкетами. Маленькая пушка была переставлена и нацелена через люк на них, и стоящие возле нее два испанских моряка держали по тлеющему фитилю на случай, если кремневый замок орудия даст осечку.

— Они не хотят рисковать, — пробормотал Джексон.

— Я не обвиняю их: мы не сделали… — начал было Рэймидж, но оставил предложение незаконченным, поскольку два испанских охранника погрозили ему мушкетами.

Было жарко, и все судно воняло: сточные воды, пот, чеснок, несвежее оливковое масло, гниющие овощи и грязь от животных, содержавшихся на баке — все добавляло свою долю к зловонию. Наконец, они услышали знакомые звуки: реи были развернуты, судно пошло полным ходом, и испанские охранники дали знак, что они могут сесть.

Несколько минут спустя они должны были встать снова, поскольку по трапу спустился испанский офицер с судовой ролью «Кэтлин» в руке. Рэймидж задался вопросом на мгновение, смог ли Саутвик рассказать достаточно убедительную историю, и тут же рассердился на себя: он возложил неподъемное бремя на плечи старого штурмана. Если испанцы узнают, то Саутвик тоже пострадает, и Рэймиджу было стыдно, что он так легко согласился на обман, предложенный Джексоном. Однако Саутвик, казалось, принял все со своей обычной жизнерадостностью; похоже, думал Рэймидж, что они с Джексоном все обсудили заранее.

Испанские моряки стали по стойке «смирно», насколько им это удалось, опустив плечи и склонив шеи, поскольку высота помещения была чуть больше пяти футов. У подножья трапа испанский офицер повернул судовую роль так, чтобы на нее падал свет, и прочитал вслух имя одного из матросов. Матрос смотрел с испугом.

— Туда, — сказал офицер, указывая в сторону. Он назвал еще несколько имен, каждый раз указывая названному человеку жестом, чтобы тот оставил группу. Внезапно Рэймидж понял, что офицер отделяет иностранцев — генуэзец, два американца (по крайней мере, они так числились в судовой роли, но Рэймидж знал, что оба были англичанами), португалец, житель Вест-Индии и датчанин. Потом он назвал Джексона и Рэймиджа, и как только они присоединились к другим, велел им следовать за ним по трапу.

Палуба была залита солнцем, и, глядя вокруг, Рэймидж был поражен, увидев, что они находятся посреди большого флота — шесть больших трехпалубных кораблей, больше двух дюжин двухпалубных, один из которых буксировал лишенный мачт фрегат, и пять или шесть фрегатов — один из них вел на буксире «Кэтлин» под испанским флагом. Видя ее в качестве приза, воображая испанского офицера в его каюте — каюте Джанны, — Рэймидж, чувствовал, что почти лишился сил от тревоги и гнева.

Когда они выстроились в шеренгу вдоль мостика под руководством испанского офицера, он понял, что был единственным, кто брился в течение последних двадцати четырех часов, и быстро потер лицо, чтобы размазать по нему грязь и пот.

Когда офицер пошел к каюте капитана, Джексон прошептал:

— Думаю так: теперь мы просто поклянемся, что нас захватили на нейтральных судах и заставили служить.

— И что в этом хорошего? — спросил Рэймидж. — Они просто заставят нас служить им.

— Не обязательно. И если даже так, то легче сбежать с испанского судна в порту чем из испанской тюрьмы. Но мы для начала потребуем, чтобы нас освободили как нейтралов.

— Ага, — сказал один из матросов, Билл Стаффорда, чей акцент кокни явно противоречил записи «Америка» в графе «Где родился». Запись была, вероятно, сделана из уважения к факту, что он купил Протекцию. — Ага, — пробормотал Стаффорд себе под нос, — мы должны иметь наши права: нас не должны были мобилизовывать, говорю я. Мы — свободные люди! — Он цыкнул зубом, как бы утверждая собственную Декларацию Независимости, и добавил: — И это и про нашего Ника тоже.