Рейд - [11]

Он приехал домой и обрадовался, вспомнил, что Яшку, сына Ивана Зеленчука, на ужин позвал. Он уже пришёл. Не так Настя злиться будет.

Мать Яшки, Мария, баба была справная, как муж Иван погиб, так через шесть месяцев траура старики велели ей замуж идти, казацкому роду не должно быть переводу. Общество дало ей приданое, и муж нашёлся сразу. Максим казак был добрый, вдовый, Аким знал его, он служил в первом взводе его сотни. С Марией у них не сразу, но сложилось, а вот с Яковом у Максима не заладилось. И тут Аким винил не отчима, а самого Яшку. Яков вырос балаболом и бездельником. Вечный участник всяких свар и драк на посиделках, куда заваливался пьяный. Ни в болото ходить, ни в степь на промысел не хотел. Якшался с такими же оболтусами да ещё стал водиться с пришлыми людьми, которые селились в станице и даже с китайцами.

Пока Настя накрывала на стол, Саблин выпроводил с веранды детей, и спросил у Яшки, предлагая ему сигарету:

— Ну что, ходил к Юре? Спрашивал о работе?

— Нет, — отвечает Яшка, прикуривая сигарету.

Аким замер, взгляд суровый, Яков видит это, тут же добавляет:

— Дядь Аким, я к Савченко ходил.

Саблин рот раскрыл от удивления и непонимания, от растерянности даже. На это он никак не рассчитывал, а Яков продолжал:

— Спросил у него, не возьмёт ли меня с собой.

— Ополоумел что ли? — только и мог спросить Аким, так и не прикурив сигарету.

— А чего? — ничуть не смущался Яшка. — Дело для общества нужное. Уважаемое.

— И что он тебе сказа? — продолжал спрашивать Саблин.

— Сказал, возьмёт, — гордо заявил Яшка.

— Кем? — едва не крикнул Аким. — Носильщиком.

— Зачем носильщиком, носильщиками у него китайцы, сказал, бойцом возьмёт за честную долю.

— Дурак ты, — только и смог сказать Саблин, хотел плюнуть, да некуда, чисто везде у Насти. Он наконец свыкся с мыслью, что Яков пойдёт на юг и прикурил сигарету.

— А чего сразу дурак? — ничуть не обиделся парень. — Вы же сами по молодости на юг ходили. И ничего, живые возвращались.

Да, так и было, только этот глупый сопляк не знал, сколько не возвращалось из тех, кто ходил с Акимом. И не все они погибали. Тот, кто был ранен и отстал от группы, попадал в плен к переделанным, а это верный шанс угодить в биоцентр на модернизацию. И вскоре уже самому стать таким же переделанным. С каждым разом, что Аким ходил за кордон, охрана кордона становилась всё злее, всё сильнее и искуснее, Саблин даже и представить не мог, каковы они теперь, эти защитники границы. Но Савченко и ему подобные, не реестровые казаки, туда всё ещё ходили, и именно они приносили такие ценные ресурсы. Аким сам ходил вместе с Савченко, ещё до того как женился. Олег уже тогда был матёрый рейдер, промышлял всем, чем мог, и медью и алюминием, даже был он, наверное, лучшим из промысловиков. В станице то точно. Иногда привозил центнеры ценных металлов, столько, что из большой его лодки вытащить их не могли.

— Савченко сказал, что вы с ним до Сургута ходили, — продолжает Яков. — Говорил, что туда шесть дней на моторах идти.

— А Савченко тебе не сказал, что в Сургут нас двенадцать ушло, а вернулось девять? — чуть раздражённо отвечал Аким.

— Ну, всякой бывает, в болоте нашем и то люди гибнут.

Вот кто его, сопляка, так отбрёхиваться научил, ведь не в школе же, он в школу после четвёртого класса и не ходил.

— В прошлый раз они сходили на Южную станцию и без боя взяли пятьсот семь килограмм алюминия и сто девять килограмм меди. И ещё всякой всячины. Железо даже брать не стали, — продолжает Яшка увлечённо. — Пятьсот семь килограмм алюминия это на три лодки хватит. Я бы себе тоже лодку завёл. Как у вас, дядь Аким. А дом у него какой! Вы видели, дядь Аким? И девки у него всё время там живут, живут и замуж не просятся. Он их яблоками кормит и картошкой. И пиво у него есть. Вот вы когда пиво последний раз пили?

Саблин промолчал.

— А квадроцикл на двести киловатт видели, а лодку его? И снаряжение у него лучшее в станице.

Саблин поморщился и сказал:

— Так ты тоже сходи на промысел, вон люди на Норильск ходят, на Талнах и в горы. Чего ты сразу на юг идёшь?

— У Норильска, дядь Аким, и вокруг него, и гвоздя не найти, там давно всё собрали и уже даже шлак весь перекопали сто раз, делать там нечего, — уверено говорит Яшка. — Савченко сказал, что только на юге промысел остался. Он на Норильск уже пять лет не ходит.

— А ты заметил, что у Савченко из местных никого в группе не осталось, только пришлые? — пытается объяснить мальчишке суть дел Саблин. — Каштенков-старший, Лёха-солдат, Ярик — никто с ним больше не ходит.

— Конечно, не ходят, — соглашается Яшка, — они теперь сами атаманствуют, Ярик вон, самый большой знаток по востоку, он за Енисей два раза до Снежногорска доходил. И Лёха-солдат свою ватагу водит, и Каштенков тоже по Енисею на юг ходит.

— С Савченко много народа ходило, и много сгинуло, а он сам до сих пор жив, — говорит Аким, повышая голос, — понимаешь ты, балда?

Тут на пороге появилась Настя:

— Стол уже накрыла, идите ужинать, казаки.

Мужчины замолкают, тушат сигаретки и идут ужинать. Но Аким видит, что Яшку он ни капли не убедил. Ни на миллиметр не подвинул. Да как его убедишь совами, если за Савченко убеждает двухсоткиловатный квадроцикл.