Революция - [130]
— В человеческом же «стаде», всё устроено гораздо замороченнее. Хотя, суть осталась прежней — насильственное перераспределение «еды» в пользу группы особей, занимающих более высокое ранговое положение, под него стали подводить некие «обоснования». «Обоснованный» отъём «добавочного продукта» в марксизме называется «эксплуатацией», а классы — «эксплуатируемыми» и «эксплуататорами».
— Как мы знаем, Володенька, разные группы прямоходящих обезьян — «классы», в разное время назывались по-разному: рабы и рабовладельцы, крепостные крестьяне и феодалы, наёмные рабочие и капиталисты. Ну, сам знаешь, да? Всё мною перечисленное — «общественные формации», каждой из которой присущи свои «обоснованные» способы отъёма «добавочного продукта» — «общественные отношения», то есть.
— Чем же можно обосновать «отъём» еды у человекообразной обезьяны? В каждой формации, «производственные отношения» его обосновывают по-своему… Рабовладелец, просто говорит рабу: «Работай, ниггер, пока я тебе кишки не выпустил!»
— Феодал, чаще всего обосновывает защитой от другого феодала — который, может забрать и, не только «излишки»! А, то и жизни крестьянина лишить — чтоб, подорвать экономическую базу конкурента. Ну и, кроме того — религия, традиции… Ну, ты понял, Володенька?!
— Капиталист, забирает прибавочную стоимость, обосновывая своей частной собственностью на средства производства… Типа: «Ты — гол, как сокол, я даю тебе возможность заработать на кусок хлеба — чтоб ты не сдох с голоду и, за это ты мне отработаешь!»
— Всё, конечно очень условно, Володенька, но по большому счёту, всё это — так!
— «Общественные отношения», гораздо инертнее «производительных сил» — «отбирающие еду» более довольные своим положением, чем те — «у кого забирают». В отличии от них, «производственные силы», вынуждены постоянно изобретать всё новые и новые способы производить всё больше и больше «еды»… Ведь, зачастую, это было условием их выживания. Так что, зачастую бывает так, что «верхи» — ещё долго «могут», когда «низы» уже давно — «не хотят»!
— Давно замечено, что отдельные высшие приматы любят выделяться среди общего стада — не муравьи или пчёлы, всё же! Про рост, рельефную мускулатуру или цвет глаз — доставшееся от мамы с папой, я промолчу. Сто сорок первый вид обезьян — обладающий абстрактным мышлением, выделяется — среди себе подобных, «богатством».
— Что это такое? Если, отбросить в сторону всякие «блескучки», то при первобытно-общинном строе мерилом богатства служили личностно-физические качества самого охотника-собирателя и количество еды — в прямом смысле этого слова, которое он был способен добывать. При рабовладельческом строе, «богатство», это — количество рабов, работающих на хозяина, при феодальном — количество земли.
— Ну, а при капитализме — ДЕНЬГИ!!! В курсе, да? Ведь, чему то же — в школе да в институте, Володенька, ты научился?! …Ладно, подскажу: деньги, это такая штука, на которую можно «обменять» — купить, всё что угодно: «блескучки», землю, нанять «рабов» — пролетариев. Орудия труда: чтоб — наняв вольных пролетариев, делать ещё большие деньги. Ну, или же «дать в рост» — вложив в какое-нибудь выгодное дельце, стричь «прибавленный продукт»…
— Видишь — у «эксплуататоров», прогресс налицо! А, у «эксплуатируемых»? У раба ничего не было, крепостной крестьянин имел собственные орудия труда… Пролетарий имел самое «дорогое» — личную свободу. Вплоть, до свободы сдохнуть с голоду — если, труд его не востребован. Тоже, очень заметный прогресс…
— Почему, спрашиваешь, не восстановилось рабство при переходе от феодализма к капитализму? А, условия среды обитания изменились — лысые обезьяны, через чур уж плодовитыми оказались! Раньше, чтоб заиметь раба, его сначала изловить надо было. Потом — караулить, чтоб хорошо трудился и не сбежал… Знаешь, сколько головняков?! А, в позднем средневековье, пролетарии сами — от бескормицы, на мануфактуры сбегались. Только, успевай строй их!
— Понятно, да?
— Ну, мы то не про это, Володенька! Это — для нас давно пройденный этап, интересный только теоретикам да историкам… Мы то, про то — ЧТО И, КОГДА ПРИДЁТ НА СМЕНУ КАПИТАЛИЗМУ И, ЧТО ПРИДЁТ, ВСЛЕД ЗА ЭТИМ!!!
— Маркс и все ортодоксальные марксисты вслед за ним, мнили — что, капитализм сменится эдаким «Царствием Божием на Земле», где никто отбирать «еду» не будет. «Коммунизмом», то бишь… Ну, мы то с тобой знаем, что это несерьёзно, Володенька! А, сменивший капитализм строй, назвали «социализмом»… В отличии от Маркса, для нас с тобой, это уже — история а, не футурология — как, для Маркса. Так, что разберёмся!
— Что такое «социализм»? Если, отбросить в сторону все обезьяньи увёртки — то, «социализм» это строй, где средства производства контролируют сами «пролетарии» — а, не их владельцы или назначенные ими управляющие. Вот здесь то, Володенька, «собака и порылась»! Как это сделать, каким образом такое осуществить — этого, мы у Маркса не найдём… Увы, но он — как в анекдоте: «стратег, а не тактик[80]!»
— В реале же, что происходило? «Технический прогресс» шёл не останавливаясь… Вместе с ним развивались орудия труда, средства производства. Развивались и «производительные силы». Уже где-то с середины девятнадцатого века, капитализм стал неузнаваем! Первоначальная мануфактура-фабрика с парой десятком рабочих, где хозяин-капиталист, зачастую управлял непосредственно — буквально собственноручно раздавая «плюшки и плюхи», сменилась на огромные заводские корпуса — напичканные сложным оборудованием и тысячами квалифицированных специалистов.
Получив с помощью временного портала возможность перемещаться в прошлое, главный герой встаёт перед нелёгким выбором: «накосить бабла» и жить в своё удовольствие или попытать изменить ход истории, оптимизировать потери своего народа в первой половине двадцатого века…
Получив с помощью временного портала возможность перемещаться в прошлое, главный герой встаёт перед нелёгким выбором: «накосить бабла» и жить в своё удовольствие или попытать изменить ход истории, оптимизировать потери своего народа в первой половине двадцатого века…
Производственно-попаданческий роман «Максимальное благоприятствование». Самая реальная альтернатива 1941-го года. Вообще-то, задумывался «производственно-заклёпочный» роман, но тут «Остапа понесло» — вы уж извините… Также задумывалось «линейное» прохождение сюжета: прелюдия, «заклёпки» и «финита» — что из этого получилось, то получилось.
Вполне стандартная для жанра «альтернативная история» ситуация: сознание нашего человека — из всех «роялей» имеющего только два года учебно-образцовой «учебки» за плечами, образование советского инженера и опыт предпринимателя выживания в «лихие 90-е», в теле Императора Российского Николая II — только-только принявшего на себя бремя Верховного Главнокомандующего. Итак, на дворе 23 августа 1915 года — время «Великого отступления» Русской Императорской Армии…
Молодий український хлопчина Парнас Кавун-Вдупузапердоленко, як був на Майдані – у вишиванці заправленой в жовто-блакитні європейські труси "аля фрау Мрекель", з тризубом в руці і комп'ютером забитим важливою інформацією… Хм, гкхм… Дико извиняюсь – перепутал аннотации своих романов. Сказать по правде – невероятно странный главный герой получился у аффтыря! Попав в эпоху НЭПа и обнаружив её сходство с нашими «лихими 90-ми», он бежит с инфой об послезнании не к Сталину – а к теневому дельцу, дружит не с Лаврентием Берией – а с судимым за коррупцию крупным партийным функционером, перепевает не Высоцкого – а рэпера Децила… Короче, ведёт свою собственную игру – решительно отвергнув все классические попаданческие каноны! Впрочем – читайте и сами всё узнаете.
Это должно было стать одной из глав, пока не законченного большого производственно-попаданческого романа. Максимальное благоприятствование, однако потом планы автора по сюжету изменились и, чтоб не пропадать добру — я решил опубликовать её в виде отдельного рассказа. Данный рассказ, возможно в будущем станет основой для написания большого произведния — если автора осенит на достаточно интересный и оригинальный сюжет. Или, быть может — ему кто-нибудь подскажет.
Перевод, ошибки, опечатки: творческое объединение TedJackal. Данный неофициальный перевод осуществлен исключительно в ознакомительных целях и не является коммерческим. Конец Второй мировой. Новое соглашение Рузвельта предопределило собой всю американскую политику. Налоги еще никогда не были так высоки. Бомбежка Хиросимы и Нагасаки привнесла страх тотального уничтожения. С появлением новых секретных государственных агенств и санкций, многие опасаются за свой бизнес. "Американская свобода" заметно ослабела..
Смешанный набор человеческих судеб, вооруженных операций и попыток разобраться, кто же на самом деле является виновником непонятной войны. В центре повествования безымянная девушка, попавшая в жернова трех враждующих держав. Книга не хронологическое описание пяти дней непонятной войны. Она нечто большее, охватывающее историю последних трех десятилетий. Вставные сюжеты — истории жизни героев — демонстрируют читателю истинную ситуацию полувека.
Здравствуй. Понятие не имею для чего и главное для кого я всё это написала. Вся та кучка бумажек, что ты видишь перед собой — это мой дневник. В этих записях ты прочтёшь о том, как я прожила эти месяцы в Александрограде, а также все мысли мадам Лекриновой. История разбойницы, которая была способна убить криком, обрастёт множеством мифов, но, наверное, никто не будет знать больше, чем ты. Ты в праве распоряжаться этим дневником по своему усмотрению: можешь уничтожить, а можешь распространить на весь остров святого Феодора или даже на весь мир. Мадам Лекринова.
- Хорошо, для начала, давай с тобой выясним, какой сейчас год? Сорок первый, - удивленно ответила Татьяна, но потом запнулась, оглянулась по сторонам и с испугом прошептала, - Или ты хочешь сказать, что это... Другое время, - договорил за нее Виктор, - Две тысячи восьмой год. И мы с тобой не в Ленинграде, а в Санкт-Петербурге. И товарищ Сталин давно уже помер, и весь вопрос в том, нарочно ты меня дурачишь, или ты, в самом деле, попала к нам из прошлого?
Главный герой - военный. А войны тут нет. Попаданец. Только не от нас "туда", а наоборот - свежеиспеченный лейтенант из предвоенного июня 41-го в наше время.
В сборник вошли рассказы и переводы, опубликованные в 2017—19 гг. в журналах «Новая Юность», «Урал», «Крещатик», «Иностранная литература», «День и ночь», «Redrum», «Edita», в альманахе «Мю Цефея», антологии «Крым романтический».