Революция низких смыслов - [6]

Не вспомню, кто из критиков первым сказал о «монополизации ленинской темы» Шатровым. Критик этот, безусловно, отразил мнение театральных людей не раз звучавшее в устных разговорах. Я не берусь судить о сознательности или случайности такого избранного «одиночества». Но то, что «ленинская тема» представлена сегодня только Шатровым — это факт реальности. Думаю, что совсем не пример «тридцатилетних гонений» является причиной такого гордого одиночества и уроком для молодых авторов. Снова запинаюсь о «гонения»; снова вспоминаю истории провинциальных режиссеров, московских драматургов. Спросите их. Любой много порасскажет о своих «хождениях по мукам». Но им слова не давали. Так если не в ЦК «запрещали» (или все-таки разрешали?), то уже твоя судьба и не в счет? Бедная провинциальная Россия — ее история не запечатлена. Как слезы в подушку! Была, была у Михаила Филипповича реальная возможность помочь молодым драматургом. Но объединение «Дебют», им возглавляемое на базе московского Театра им. Ленинского комсомола, было закрыто не волей чиновников. А были, между прочим, и деньги, специально выделенные для поддержки молодой драматургии. И помещение, и штат… «Дебют» блестяще был провален и закрыт его руководителями, в том числе и лично М. Ф. Шатровым. Пущенное в ход объяснение — нет, мол, талантливых пьес, извините, мы-то думали… — не помогло, а скомпрометировало не одно молодое имя, но целое поколение драматургов.

Конечно, «драмы революции» ставили и еще какое-то время будут ставить. Раньше ставили потому, что «табель о рангах» театрального репертуара требовал определенного процента юбилейных, «датских», спектаклей. Надо же было всем демонстрировать интерес к политике. Сегодня новых пьес нет, а потребность в них изменила оттенки. История стала интересовать многих искренне. Да и потом постановка пьесы секретаря СТД — это, как минимум, гарантия для провинциального театра визита московских критиков, возможность таким образом обратить на себя внимание.

Но все это — следствия, а не причины монополизации темы. О первой причине рассказал сам Шатров в интервью: быть допущенным, посвященным надо. И тут, как нам поведали, не обойтись без добрых людей в ЦК и Институте марксизма-ленинизма (ИМЛ). «Допущен в архив» — это звучит так же, как возведенное в энную степень обладание японским телевизором, видео, заграничными вояжами. Каким образом драматург, например из Вологды, может стать обладателем японского телевизора или читателем «тамиздательской литературы» наших «противников», коих читал Шатров?

Сегодня избран тот, кто обладает информацией, успел первым. Участвовать в дележе и гонках такого рода по-настоящему творческому человеку не с руки. Так что в «обломовской лени» иных провинциалов, не стремящихся стать прогрессивными драматургами и «участвовать пьесами в политической борьбе» как Шатров, есть своя, временем определенная нравственность.

И все-таки, даже это не главное. Простой вопрос следует задать: что же это за тип такой, политический драматург? Что за удивительное порождение времени? Не припомним и не найдем мы такого типа в истории. Да, есть политический театр Бертольда Брехта. Даже такой «политический драматург» XVIII века как императрица Екатерина II писала свои сочинения в соответствии с художествен- ными нормами своего времени. И в своих антимасонских комедиях, например, не цитировала сочинения масонов и не выводила реальных персон. Хотя, и это понятно, как волновали ее эти люди, особенно после 1789 года. Нормальное ли это для искусства явление — политический драматург Шатров? Мастер художественного слова Брежнев? Правда на экзаменах по истории партии нас не спрашивали о «художественных достоинствах» брежневских сочинений, а «сыпали» вопросами о количестве га, распаханных на целине (естественно по цифрам брежневских брошюр). Вот она, литература, которую «проходят» в курсе истории партии. Вот она, ложь и об искусстве. Не случайно, думается, М. Ф. Шатрову прислали записку, где признаются, что историю СССР изучают по его пьесам!?

Вопрос о «типе» представляется важным. Возвращение в интервью к разговору о прошлом, о большевиках и «красном терроре» напоминают критику о возможности проследить процесс развития «драм революции». (О других, весьма многочисленных, пьесах Шатрова сегодня и речи нет.) Наполнение новым смыслом, с позиций сегодняшней «разрешенности» в отношении к истории и революции, старых драм иногда, кажется, походит на модную ныне финансовую процедуру отмывания денег. Интервью, где Сталин главный герой, создает вокруг самого Шатрова «ореол антисталинской направленности», свет от которого нынче стал задним числом распространяться на «былые думы», старые пьесы. Вопросов много: есть ли внутри «драм революции», если это «не публикации документов» как признается сам автор, — есть ли действительно театр, признаки которого отнюдь не исчерпываются формой диалога? Что такое «живой Ленин» не в документальной пьесе? В чем утверждаемое новаторство «драм революции» в сравнении с «галочной» драматургией на ленинскую тему? И так далее.