Революция. Книга 2. Начало - [3]

Пользуясь имеющимся влиянием и давними знакомствами, сэр Уинсли задал несколько наводящих вопросов в секретной службе. Там ему подтвердили — пьяный бунт может затянуться и шагнуть дальше предместий Дублина. Посоветовали избегать светских сборищ и крупных мероприятий, а еще лучше — на время покинуть Лондон, перебраться в поместье и выдать прислуге оружие.

Уинсли спешно уехал в Эшли и принялся выуживать информацию из газет. Невнятное чувство скрытой угрозы было сродни голоду, ворочалось и ныло где-то в районе желудка. Лишало покоя. Сосало под ложечкой. Изматывало.

Три месяца назад газетные статьи расставили все на свои места в деле Пасхального восстания, и ощущение недосказанности и потаенной угрозы прошло. Сегодня оно вернулось. Вместе с подробностями о гибели крейсера «Хемпшир».

Уинсли отодвинул газету, как пустую тарелку. Вторая статья о гибели фельдмаршала Китченера оставила дурное послевкусие — еще больше, чем первая. Захотелось перебить неприятный душок — сэр Уинсли кончиками пальцев подтянул к себе блюдо с корреспонденцией.

Писем было два. Первое заставило Уинсли-старшего непроизвольно скривиться. На лимонно-желтом конверте он сразу распознал почерк внука. Малыш Артур отчего-то до сих пор думал, что деду интересны его фронтовые будни, но тот запихнул нераспечатанный конверт в ящик стола. Старина Хоуп прочтет его позже и доложит хозяину, если у мальчишки и впрямь случилось что-то интересное. Второе письмо отливало кремовой начинкой десерта. Отправителем значилось Британское общество любителей крикета.

Сэр Уинсли снял с подставки письменного прибора нож для бумаг и неспешно вскрыл конверт. Пропустив витиеватую преамбулу, он перешел к сути. Общество любителей крикета приглашало его в Глостер на торжественную поминальную трапезу в честь годовщины смерти Уильяма Гилберта Грейса. Отдать дань его светлой памяти, а что вернее — пару сотен фунтов на развитие этого благородного спорта. Уинсли пробежался по списку приглашенных, отметив не без удовольствия десяток членов парламента и высших чинов военного министерства, и отложил письмо.

При всем уважении к почившему легендарному подающему ехать Уинсли не хотелось — слишком живо еще звучал голос агента секретной службы, напоминающий об ирландской угрозе: «Попомните мои слова, сэр! Эти бунтовщики еще попортят нам крови. Им не хватает не только винтовок, но и чести. Динамит и бомбы могут стать их главным оружием!»

Уинсли решил принести соболезнования вдове Вилли Грейса лично, а чек отправить по почте, приложив его к письму с вежливым отказом, ссылаясь на простуду, которая в такую погоду никого бы не удивила.

Мысли о погоде заставили сэра Уинсли поежиться. Сегодняшнее утро опять выдалось хмурым, от окна тянуло сыростью, и во время чтения Уинсли кутался в плед, ожидая, пока разгорится камин. Глядя на языки пламени, он не заметил, как погрузился в раздумья.

Что-то в этой истории с крейсером «Хемпшир» не давало Уинсли покоя. «Водолазы обнаружили значительные повреждения корпуса ниже ватерлинии. Двадцатидюймовая броня взрезана подводным взрывом…» — вспомнилось ему. «Корабль подорвался на мине, установленной германской подводной лодкой…»

Озябшими пальцами Уинсли потер переносицу. Как-то это все вызывало сомнения.

Смутное чувство надвигающейся угрозы всколыхнулось с новой силой. Взрыв артиллерийского погреба разворотил бы крейсер, как обжора устрицу, но газета писала четко — повреждения были только ниже ватерлинии. Уинсли прикрыл глаза. В тысяча девятьсот четвертом он волею Ордена и судьбы оказался причастен к одной тайной операции на Желтом море. Эскадренный броненосец «Петропавловск» пошел ко дну вместе с находившимся на борту русским вице-адмиралом. Японцы отдали за диверсию фигурку Ската, а Уинсли узнал о секретных разработках военного ведомства — акваланге и магнитной мине, которую можно установить на борт корабля снаружи. Похожая история. Но если тогда это было грязное, но влияющее на ход войны и, в конечном счете, полезное для Британии дело, то от теперешней трагедии с «Хемпширом» за версту несло изменой.

Уинсли встрепенулся. Что-то было еще. Неуловимое, пропущенное, совсем близкое. Кончики пальцев лихорадочно забарабанили по столешнице, будто выдавали аллегро на фортепьяно. Стало жарко. Не отрывая взгляда от разошедшегося пламени, Уинсли откинул плед.

«Так-так-так», — барабанили пальцы.

«Вау-вау», — подпевал ветер в каминной трубе.

И тут сэр Уинсли вспомнил. На фоне первых заметок о гибели фельдмаршала Китченера новость казалась неяркой, не требующей особого внимания, однако не пропала бесследно из памяти. Примерно в то же время на Юго-Западном фронте русские войска пошли в отчаянное наступление. Армии Австро-Венгрии и Германии несли тяжелые потери пленными и убитыми. На языке Уинсли даже завертелась необычная фамилия русского генерала, руководившего прорывом, но так и не сорвалась.

«Нужно непременно перечитать заметку, — подумал он. — Пусть Питер срочно несет подшивку «Дейли» из библиотеки». Рука потянулась к колокольчику. Но вызвать дворецкого сэр Уинсли не успел. Сквозь задернутые тяжелые портьеры в кабинет пробрался квакающий медью звук. Уинсли с удивлением прислушался. Звук настойчиво повторился. Это квакал клаксон автомобиля.