Революция и семья Романовых - [90]

Прибывшие в Тобольск соблюдали конспирацию. Она объяснялась враждебным отношением местного меньшевистско-эсеровского Совета, настороженностью, подозрительностью части «отряда особого назначения», а также отсутствием точных и определенных сведений о количестве монархических сил в городе. Сказывалась и известная разобщенность между Екатеринбургом и Омском, Советы которых (как и ряд других Советов того периода) еще не были свободны от проявлений местнических тенденций.

Насколько неопределенной была обстановка, в которой приходилось действовать большевикам, свидетельствует факт провала двух уральских застав, в Березове и Голышманове. Группа, посланная в Березов, уже вскоре была арестована по распоряжению местной городской думы, в которой находилось немало откровенно контрреволюционных элементов (бывший исправник, местные купцы и др.)[548]. В Голышманове в вооруженном столкновении с контрреволюционерами два человека из состава екатеринбургской группы были убиты[549].

Происходили довольно серьезные трения и в самом Тобольске между омским и екатеринбургским отрядами. По существу, они представляли собой соединения партизанского характера, в которых наряду с политически зрелыми бойцами из рабочих-большевиков имелось немало левоэссровских и даже анархистских элементов. «Между прибывшими омичами и уральцами, – вспоминал позднее Авдеев, – не сразу установились отношения»[550].

Благодаря энергичной деятельности уральских большевиков, главным образом П. Хохрякова, в начале апреля состоялись перевыборы Совета, которые дали большинство большевикам, а 9 апреля 1918 г. состоялось первое заседание нового исполкома Совета, председателем которого был избран П. Хохряков. Комиссар Временного правительства Пигнатти был арестован, местные дума и земство распущены[551].

Но обстановка оставалась тревожной. Знакомство с положением дел в «отряде особого назначения» показало, что, несмотря на рост большевистского влияния, часть его солдат настроена промонархически. Через одного из солдат охраны удалось узнать, что монархические заговорщики готовили бегство Романовых весной 1918 г. Предполагалось использовать при этом шхуну «Святая Мария», стоявшую в Тобольском речном порту на зимовке. «Мы знали, – писала в своих воспоминаниях Т. Наумова, – что, как только вскроются реки, царская семья может убежать. Для этого, как потом стало известно, была приготовлена морская шхуна английского происхождения – «Святая Мария», команду ее монархистам удалось подобрать целиком из приверженцев царя, они собирались уплыть из России через устье Оби и Карское море; позднее их шхуна участвовала в боях против нас на стороне белых»[552].

Достоверность этого сообщения в чем-то подтверждается другой стороной – белоэмигрантской литературой. В эмиграции Марков-2-й писал: «Нашелся шкипер, который брался в начале лета на шхуне в устье Оби и в определенном месте ждать беглецов. Кроме того, был разработан план прекращения на время бегства телеграфной связи вдоль Оби и морского побережья. Постепенно к местам действия стягивались отдельные группы офицеров из Сибири и с Урала. В Петрограде была образована офицерская группа генерала «X», которая должна была явиться на месте ядром спасательного отряда»[553].

Тревожная обстановка в Тобольске ощущалась всеми, но разногласия между омичами, екатеринбуржцами и тобольчанами не прекращались. Еще 29 марта председатель Западносибирского (Омского) Совета В. М. Косарев телеграфировал в Москву, прося заменить «старую охрану» омскими красногвардейцами Демьянова[554]. 13 апреля с такой же просьбой о замене «старой охраны», но екатеринбургскими отрядами, подчиненными Хохрякову, Заславскому и Авдееву, в Совнарком обратился Уралоблсовет (телеграмма была подписана заместителем председателя Совета Б. В. Дидковским). Дидковский ходатайствовал об экстренном «разрешении тобольского вопроса». «В Тобольске разложение, – телеграфировал он. – Там омский комиссар Демьянов с отрядом отказывается подчиниться местному исполкому. Боимся вооруженного столкновения части его отряда и солдат Керенского с нашими латышами и матросами». Дидковский просил о переводе Романовых в более надежное место: он предлагал Урал или другой пункт, назначенный Совнаркомом[555]. В те же дни и Тобольский исполком направил в Москву просьбу подчинить всю охрану Романовых ему. В противном случае исполком снимал с себя «ответственность за могущие произойти события»[556]. Наконец, в начале апреля, как об этом сообщал Я. М. Свердлов на уже упоминавшемся заседании Совнаркома 2 мая, во ВЦИК побывали представители «отряда особого назначения», сообщившие, что «с охраной обстоит не все благополучно»[557]. Все эти сведения из Тобольска ясно говорили о том, что вопрос о Романовых откладывать больше нельзя…

В конце апреля 1918 г., когда монархические заговорщики, по-видимому, были почти готовы приступить к реализации своего плана, произошло непредвиденное. В Москве в «Правом центре» была получена шифрованная телеграмма из Тобольска. Она гласила: «Врачи потребовали безотлагательного отъезда на юг, на курорт. Такое требование нас чрезвычайно тревожит. Считаем поездку нежелательной. Просим дать совет. Положение крайне трудное». Как впоследствии (уже в эмиграции) бывшему колчаковскому следователю Н. Соколову (он расследовал дело Романовых в Екатеринбурге) сообщил один из руководителей находившегося в Москве монархического «Правого центра» – А. И. Кривошеин, – стало ясно, что власти куда-то переводят Романовых. В Тобольск пошел следующий ответ: «Никаких данных, которые могли бы уяснить причины подобного требования, к сожалению, не имеется. Не зная положения больного и обстоятельств, высказаться определенно крайне трудно, но советуем поездку по возможности отдалить и уступить лишь в крайнем случае только категорическому предписанию врачей». Спустя короткое время, показывал далее Кривошеин, из Тобольска тем же порядком пришел ответ: «Необходимо подчиниться врачам»