Революция Гайдара - [130]

П. Г.: Их сепаратизм был такой мягкий, легкий. Никто из них не ставил вопрос об отделении.

А. К.: Ну, во-первых, ставил. Тем не менее я хочу понять последовательность: с Дудаевым перестали хотеть встречаться после того, как он стал заявлять о сепаратизме, или он стал заявлять о сепаратизме, потому что с ним никто не хотел разговаривать?

А. К.: Тем не менее. Что было раньше? Курочка или яичко?

П. Г.: Вначале он начал заявлять о более обширной автономии. Он не говорил о полном отделении.

А. К.: То есть в этом смысле он мало чем отличался от других региональных вождей?

П. Г.: Абсолютно, абсолютно. Но этих региональных вождей принимали, с ними разговаривали. А с ним — нет.

А. К.: Вот я и спрашиваю: почему было принято решение не принимать именно Дудаева?

П. Г.: Не знаю. Я всегда считал, что это была глупость.

П. А.: Тут многие поработали. В том числе Хасбулатов.

А. К.: Хасбулатов считал себя главным чеченом и был против переговоров с Дудаевым?

П. Г.: Да и Сашу Руцкого можно спросить, почему его назначили ответственным за Чечню, а он не ездил туда. Он сказал: «На фиг мне нужен Дудаев какой-то. Я, вице-президент, поеду с каким-то Дудаевым разговаривать». Вот это очень отрицательную роль сыграло в поведении Дудаева. Я же к нему ездил, когда хотел выводить учебный центр в 1993 году из Чечни, когда уже напряженно все там было. Они не захватывали еще никого, ничего, но уже искры проскакивали. И русских начали в Чечне притеснять.

А. К.: У них оружие к 1993 году уже было. Все эти склады были растащены. Нет?

П. Г.: Не были еще.

А. К.: В Интернете можно найти даже какие-то документы, ксерокопии всяких приказов вывешены…

П. Г.: Да в Интернете чего только не напишут. Когда я приехал в 1992 году, я говорю: «Джохар, ты что?» Мы пошли к нему домой. Там все эти ребята, Басаев и все прочие сидели. Нормально ко мне отнеслись.

А. К.: А вы были не знакомы до этого?

П. Г.: Я только с Дудаевым был знаком.

П. Г.: Да. Они меня посадили, стол накрыли «с прогибом». Я говорю: «Джохар, вы что там х…ей занимаетесь?» Он говорит: «Никто со мной не хочет разговаривать. Руцкой меня вообще на х…й послал по телефону. Если я никак не прореагирую, мои ребята меня не поймут и народ не поймет». Я говорю: «Ты знаешь, я приехал, мне надо вывести войска от тебя». — «Зачем? А чем им плохо здесь живется?» Я говорю: «Знаешь, уже начали стрелять по нашим войскам, уже есть раненые, начался террор против наших семей и т. д.».

А. К.: В Грозном было много русских, всех выселили, а некоторых и убили…

П. Г.: Я говорю: «Я войска, наверное, выведу». — «Нет, я не дам тебе вывести». Я говорю: «Как не дашь? Я стрелять буду». — «Ты будешь стрелять, и мы будем стрелять». — «Да ты чего?» Короче говоря, если подводить итог, его обида на наше к нему отношение вот ко всему этому и привела.

П. А.: Он тебе дал вывести войска?

П. Г.: Дал. Но без оружия. Нет, часть оружия мы вывезли. Мы решили с ним разделить его 50 на 50, за что на меня уголовное дело заводили: «Почему ты все не вывел?» Собаки эти наши прокурорские не понимали, что спасибо, что я столько вывел и что полсклада вывез оружия стрелкового. Ну, конечно, много оставил…

А. К.: Это какой был год?

П. Г.: Или конец 1992-го, или начало 1993-го. Это надо посмотреть, там же есть эти документы. На меня начали нападать: «Вот ты все оставил Дудаеву». — «Скажите спасибо, что я тяжелое вооружение все вывел». Я сначала вывез всю артиллерию. Клинья затворов у всех орудий вышиб и потихонечку их вывез. Дальше: все радиостанции подвижные я тоже потихонечку вывез. Все, что нужно, я вывез.

А. К.: То есть вы реально вывод войск из Чечни осуществляли?

П. Г.: Под видом учений.

А. К.: По факту, отдавая себе отчет, что вы находитесь на вражеской территории?

П. Г.: Как-то не верилось, что вражеская. Мне было обидно за наше руководство, которое Борису Николаевичу внушало, что путь вражды — правильный.

П. А.: Ты же был очень близок к Борису Николаевичу. Ты и Козырев были самые близкие политические советники…

П. Г.: Да ладно, Козырев не самый был близкий!

П. А.: А к кому в тот момент Ельцин больше всего прислушивался?

П. Г.: Из министров?

П. А.: Да!

П. Г.: Ни к кому!

А. К.: А не из министров? Персонально кто был самым близким? Коржаков?

П. Г.: Коржаков еще силы не набрал.

П. А.: Тогда кто?

П. Г.: Ну, с Петровым он очень считался, со Скоковым…

П. А.: Лобов?

П. Г.: С Лобовым нет, кто такой Лобов? Тогда это были: Петров, Скоков, Гайдар, Галя Старовойтова, покойная, да. Ну, в принципе, Ельцин еще советовался со мной. Но только когда мы уезжали на охоту в Завидово и там вдвоем двое суток проводили и все вопросы обсуждали. Потом уже потихонечку начали приглашать Петрова. Тот с радостью приехал, увидел стадо оленей и со своего автомата расстрелял штук пятнадцать. Ельцин нас собирает и говорит: «Среди нас убийца. Петров, выйти из строя. Вон отсюда, больше ты никогда с нами на охоту не поедешь».

П. А.: Паш, нам Козырев много рассказывал, что главная проблема была в том, что Руцкой подталкивал Ельцина к вмешательству во внутренние дела республик. Руцкой пытался залезть в Приднестровье войсками, в Таджикистан войсками и везде хотел вмешиваться с помощью Российской армии. Козырев говорит, например, что он остановил поход армии Лебедя на Кишинев.